На краю у кладбища стоял уже сплошной грохот. Стучали пулеметы, раскатывался треск автоматов, рвались снаряды.
Батареи у силикатного били все ожесточеннее. А пушек в овражке за Сорока домиками уже не было слышно. "Разбомбили наверно", - подумал я.
Ад крышами то там, то здесь раздавались резкие сухие взрывы.
- Минами шпарит, - озираясь, бросил солдат.
Внезапно вверху возник тонкий нарастающий вой.
- Ложись! - крикнул солдат и сам бросился на землю.
Трах! Трах! К счастью, мы успели упасть. Над головами свистнули осколки. Я привстал - улица была полна дыму и пыли. Хозяева катившейся впереди тележки лежали на шоссе не двигаясь: старик, распростершись по одну сторону своего разбитого и перевернутого возка, старуха, свернувшись, словно в коконе, по другую сторону. Солдат уже вскочил и, держась ближе к стенам домов, быстро шагал следом за бежавшими перед ним женщинами с узлами. Мать, прижимая к себе Ланку, со страхом и растерянностью, привстав, озиралась по сторонам.
Теперь мины рвались в Сорока домиках, оттуда по-прежнему строчил наш пулемет. Впереди бежавших женщин с девочкой, у перегородившей дорогу баррикады поднялись столбы тяжелых взрывов. В просвете дыма мелькнул самолет с крестами.
- Ой, сынок, бомбят! - простонала мать.
- Давай сюда!
Вскинув мешки на плечо, через поваленный прямо перед нами забор я бросился во двор, где у сарая виднелся холмик бомбоубежища.
Волоча мешки, я вслед за матерью скатился в щель. Нам повезло, что эта щель оказалась рядом. Кругом уже все трещало и вздымалось.
В убежище никого не было. "Значит, Сапуновы уже ушли", - подумал я. Щель была глубокая, с бревенчатым накатом и довольно просторная. Мать с Ланкой присела на один из наших мешков, а я рядом на нижней ступни входа.
Пикировщики делали все новые и новые заходы. Где-то торопливо бахали зенитки. Бомбы обрушивались пачками. Земля то судорожно дергалась, то мелко и продолжительно дрожала.
В промежутки между бомбежками немцы открывали шквальный огонь из орудий и минометов. На шоссе, на крышах домов, по дворам грохали разрывы мин и снарядов.
Время от времени я выглядывал из щели. Горели уже не отдельные дома, а целые порядки. Сорок домиков пылали как гигантский костер. Но укрывшиеся там где-то наверху наши пулеметчики продолжали строчить. От дома к дому неслись огненные трассы пуль. Дым, пепел и поднятая взрывами пыль так плотно нависли над поселком, что сделалось темно как в сумерки.
По двору, поджав хвост, с оборванной веревкой на шее метался Желтик, Петькина собака, небольшой рыжеватый пес неопределенной породы. От грохота залпов и взрывов он совсем ошалел: поскуливая, то забегал под крыльцо дома, то снова выскакивал наружу. Я свистнул, пес признал меня, подполз к щели, я схватил его за шею и стащил вниз на ступени.
Немцы в очередной раз пробомбили Сорок домиков и прилегавшие к ним кварталы у шоссе. Несколько притихшие на время бомбежки хлопки винтовок и треск автоматов снова возобновились. И тут, я заметил, к этим звукам прибавились новые - совсем близкие гулкие выстрелы пушки. Выстрел - и тут же разрыв. Потом я стал различать, что стреляла не одна пушка, а несколько, и выстрелы приближались, надвигаясь со стороны кладбища.
Рядом над щелью раздалась вдруг автоматная очередь и послышался топот близких быстрых шагов Я опять выглянул. Во дворе у дома Сапуновых, укрываясь за углом, стоял красноармеец с автоматом, а другой, согнувшись под тяжестью лежавшего на его спине раненого, торопливо уходил по задам дворов в сторону песчаного карьера.
Солдат с автоматом, соя ко мне спиной, короткими очередями стрелял куда-то через дорогу. Во всей его худой, но ладной фигуре в короткой шинели было что-то знакомое, а когда он обернулся, взглянув вслед уходившему товарищу с раненым, и я увидел его немолодое жесткое лицо с быстрыми глазами, мне показалось, что это был тот солдат, который тогда у Разгуляевки перевязал руку Павлу Кулешову.
Красноармеец с раненым на спине уже пересек соседний двор за разбитым штакетником. Впереди него в ветвях клена хлопнула мина, оба солдата упали. Потом один, вскочив, снова взвалил себе на спину другого и пошел было дальше, но тут откуда-то сбоку, с соседней улицы, четко, словно барабаня по металлу, застучал пулемет, и красноармеец, будто споткнувшись, опять упал. И больше не поднялся.
- Эх, черт! - выругался мой знакомый солдат.
Резкие пушечные выстрелы забахали совсем рядом, справа от нас на шоссе и еще где-то впереди за домами. В Сорока домиках густо загрохали разрывы снарядов. После чего все время где-то там наверху старательно работавший пулемет замолчал. Слышались только разрозненные выстрелы и короткий треск автоматов. Из окон горящего двухэтажного дома у шоссе вдруг один за одним начали выскакивать наши бойцы. Пригибаясь, они бросились через дорогу, но тут справа из-за дома опять раздалась четкая металлическая дробь, и несколько красноармейцев, не успев перебежать улицу, упали и остались лежать на шоссе. А вслед перебежавшим полетели снаряды, вскидывая во дворах столбы земли и обломки дерева.
Я уже начал догадываться, что это за пушки, которые стреляют передвигаясь и бьют с таким отрывистым гулким рявканьем, когда в прогале между домом Сапуновых и соседним увидел медленно двигавшийся танк. На боковой броне его четко выделялся черный в белом обводе крест.
- Танки! Немецкие танки! - прошептал я.
- Да ну! - мать с широко открытыми глазами подалась ко мне.
- Вот тебе и ну!
Да, это они, фашистские танки, бахали из пушек, продвигаясь по улицам. И это вон тот, только что высунувшийся из-за соседнего дома, расстрелял сейчас красноармейцев, выскочивших из Сорока домиков, а теперь снаряд за снарядом посылал вслед тем, кому удалось перебежать улицу. Слева на перекресток из-за каменной баррикады выполз еще один танк. Позади нас, у песчаного карьера, тоже раздавались выстрелы танковой пушки.
"Знакомый" солдат, укрывавшийся за углом дома Сапуновых, снова вскинул автомат, но тут же с досадой опустил его, по-видимому, у него кончились патроны. Теперь ему, наверно, надо было уходить. Но, оказывается, у него была еще граната, которую он, достав из-за пазухи и выскочив из-за угла, метнул в показавшихся за танком автоматчиков и тут же был срезан пулеметной очередью. Он упал прежде, чем брошенная им граната разорвалась перед танком, теперь круто повернувшим на наш двор.