Наряду с укреплением связи между родиной и заграничными немцами он должен был углубить сознание нашего национального существования, которое в связи с ростом населения и промышленности не ограничивалось уже областью между Рейном и Вислой и все больше пускало корни в заморской деятельности.
Таким образом, вторая функция флота – заграничная служба – выдвинулась на первый план наряду с функцией ударной силы. Поскольку для этой службы не хватало крейсеров-стационеров, я намеревался придать отечественному флоту такую организационную структуру, чтобы части эскадр можно было долгое время использовать за океаном без ущерба для подготовки личного состава. Этого можно было достичь перераспределением рекрутов с таким расчетом, чтобы одна из эскадр оказалась в основном укомплектованной матросами, отбывавшими третий год службы. Однако этот проект натолкнулся на сопротивление командования флотом, которое вместе с начальником кабинета предпочитало высиживать яйца дома и протестовало против проведения подобного опыта даже на двух кораблях. Чтобы продемонстрировать на практике, какое значение имело появление в заморских странах наших новейших крупных кораблей, я убедил кайзера послать летом 1913 года два корабля типа «Кайзер» в Южную Америку. Мирная культурная миссия наших кораблей дала такие блестящие результаты, что более частые визиты нашего линейного флота становились в будущем неизбежными. Поскольку современный линейный корабль является маленькой промышленной выставкой, я имел основания ожидать, что этим путем удастся создать новые деловые связи для наших производящих сословий. Подобное развитие деятельности нашего флота само собой привело бы к превращению подходящих для этого пунктов наших колоний в опорные базы. Если исключить Циндао, я еще не брался за это дело, считая его пока несвоевременным и опасаясь распылять средства, отпущенные на флот.
Глава тринадцатая
Под властью кайзера
Почти неисчерпаемые сокровища любви, уважения к конституционной власти, которые Вильгельм I оставил своему внуку, делали кайзера решающей инстанцией, от которой зависел успех всего предприятия, имевшего целью завоевать для Германии духовную и материальную независимость от англо-саксов, охвативших мир подобно спруту. Кайзер Вильгельм II сознавал необходимость этого еще во время болезни своего отца, в чем я имел случай убедиться во время поездки на юбилей английской королевы. Уже тогда мысль его останавливалась на всех связанных с морем предпосылках существования Германии.
Однако если в царствование нашего незабвенного старого кайзера решение дел отличалось ясностью и определенностью, то при Вильгельме II на нем стала сказываться легкая возбуждаемость правителя. При его способности схватывать все на лету, впечатлительности, развитой фантазии и самолюбии всегда имелась опасность того, что безответственные влияния возбудят в нем импульсы, осуществление которых было бы невозможно или не гармонировало бы с общим направлением политики. Человек, занимающий высокое положение, должен всю жизнь работать над собой, чтобы научиться отличать мишурный успех от длительного. Ибо соблазнительное декоративное начало всегда трудно отделить от существенного.
Что значит форма, если нет идеи?
Но нет идеи, если формы нет.
Чувство реальности являлось важнейшей предпосылкой успеха всего предприятия, и поскольку кайзер сделал меня своим помощником, я считал своим долгом охранять постоянство курса, которого мы придерживались. Это стремление было заложено в моей натуре. Читатель, однако, поймет, что выполнять этот долг не всегда было легко. Характер кайзера был прямой противоположностью моему. Он с легкостью перебивал людям позвоночник (понятно, в переносном смысле). Мне удалось избежать этого. Кайзер, видимо, не считал возможным обойтись без моего организационного опыта; но я был для него неудобным подчиненным и в качестве такового прошел все стадии милости и немилости. Один знакомый как-то сказал мне, что в моем положении наиболее желательной является «стадия легкой немилости». Я, разумеется, воздавал кесарю кесарево. Я всегда старался удовлетворять выполнимые желания кайзера – даже и такие, которые правильнее было бы считать капризами, если только имел для этого финансовые возможности. Менее успешными были мои попытки ограничить декоративные зрелища и речи, и празднества вроде Кильской недели{97} и крещения кораблей, ибо кайзер считал их полезными для германской публики; я же думал больше о том впечатлении, которое они производили заграницей.
Во всех военных вопросах, касавшихся строительства флота, я оставался несгибаемым. Я не всегда мог говорить то, что думал, но был неизменно искренен с кайзером.
Среди вопросов, поднимавшихся кайзером, – а их было очень много – выделялись вопросы о технических конструкциях, о постройках, о береговых фортах и особенно о кораблях. Соображения о соответствии их целому и о деньгах легко отходили у него на задний план. Кайзер хорошо знал иностранные флоты и, глядя на них немецкими глазами, замечал скорее их преимущества, чем недостатки. Всякий, кто выражал недоверие к нашей материальной части, находил в нем внимательного слушателя. Он чертил с большим талантом и прилежанием схемы кораблей, размножал и давал множеству лиц в том числе и членам рейхстага, которые принимали их со смешанными чувствами.