Я видел ибиса в моем прозреньи Нила,
Фламинго розовых и сокола, что бьет
Диск солнца крыльями, остановив полет,
Являясь в реяньи, как солнечная сила.
Тропическая ночь цикадами гласила,
Что в древней Мексике сама земля поет.
Пчела индийская мне собирала мед,
И были мне цветы, как пышные кадила.
В Океании, в ночь, взносился Южный Крест.
И птица-флейта мне напела в сердце ласку.
Я видел много стран, я знаю много мест.
Но пусть пленителен богатый мир окрест,
Люблю я звездную России снежной сказку
И лес, где лик берез — венчальный лик невест.
K. Д. Бальмонт. 1924 г. Стихотворение на обороте фотографии
Новый год (1923) он встречает у себя дома. «На столе предметы, которые могли радовать: чай, финики, сыр, безгреховный салат, печенье, бутылка хорошего вина, пышный букет нарциссов, на моем письменном столе мимозы, сирень, но у меня мертвый камень тоски в сердце и, как в балладе Раутенделейн, строка: „Я с мертвой невестой, бери“. О, я не хочу еще раз встречать Новый год за границей».
И с тех пор уже нет письма, в котором он не писал бы и в прозе, и в стихах о своей тоске, о желании вернуться в Россию. «В Москву мне хочется всегда, а днями бывает, что я лежу угрюмый целый день, молча курю, думаю о тебе, о Нинике, о великой радости слышать везде русский язык, о том, что я русский, а не гражданин Вселенной и уж меньше всего гражданин старенькой, скучненькой, серенькой Европы.
Я ношу в кармане твое последнее письмо в 8 убористых страниц и время от времени, чтобы побыть в России с тобой и Ниникой, перечитываю его. Через эти строки, написанные милым трогательно-косвенным почерком, я уношусь мыслями в родные места, и как бы мне хотелось быть там с тобой! Я ни на что не жалуюсь. Только два обстоятельства я воспринимаю как мучение и несправедливость. То, что я в разлуке с тобой, и то, что я не знаю, когда мне будет суждено вернуться в Москву».
Шестнадцать месяцев над влагой Океана,
Прогулки долгие близ кружева волны.
Благословение верховной вышины,
Жемчужный Новый Серп, зашедший в небе рано.
Она жива и ждет, далекая Светлана,
О ней поет душа, лишь ею ткутся сны.
Теченье вышних звезд — горнила старины,
Откуда брызжет новь сквозь саваны тумана.
Единственная мысль — я здесь и я не здесь.
Единственная страсть — Избранница, Россия.
Ей — в гуле синих волн все сны мои морские.
Живое чудо есть от века и доднесь
В темницах раковин, в ночах, душой я весь.
Мне жемчуг — весть из бездн, что будут дни другие.
В мгновенной прорези зарниц,
В крыле перелетевшей птицы,
В чуть слышном шелесте страницы,
В немом лице, склоненном ниц,—
В глазке лазурном незабудки,
В веселом всклике ямщика,
Когда качель саней легка,
На свеже-белом первопутке, —
В мерцаньи восковой свечи,
Зажженной трепетной рукою,
В простых словах «Христос с тобою»,
Струящих кроткие лучи, —
В глухой ночи, в зеленоватом
Рассвете, истончившем мрак,
И в петухах, понявших знак, —
Чтоб перепеться перекатом,—
В лесах, где папоротник, взвив
Свой веер, манит к тайне клада,
Она одна, другой не надо,
Лишь ей, Жар-Птицей, дух мой жив.
И все пройдя пути морские,
И все земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное — Россия.
Я всегда убаюкан колыбельною песней,
Перед тем, как в ночи утонуть,
Где, чем дальше от яви, тем чудесней
Открывается сказочный путь.
В дни, как был я ребенком, это голос был няни,
Уводившей меня в темноту,
Где цветы собирал я для певучих сказаний,
Их и ныне в венок я сплету.
В дни, как юношей был я, мне родные деревья
Напевали шуршаньем вершин,
И во сне уходил я в неземные кочевья,
Где любимый я был властелин.
А поздней и позднее все грозней преступленья
Завивали свой узел кругом,
Но слагала надежда колыбельное пенье
И журчала во мне родником.
И не знаю, как это свершилось так скоро,
Что десятки я лет обогнул,
Но всегда пред дремотой слышу пение хора,
Голосов, предвещающих гул.
А теперь, как родная, так далеко Светлана,
И на чуждом живу берегу,
Я всегда засыпаю под напев Океана,
Но в ночи — на родном я лугу,
Я иду по безмерным, распростертым просторам,
И, как ветер вокруг корабля,
Возвещают мне руки, приближаясь к озерам,
Что бессмертна Родная Земля.
А безмерная близко расплескалась громада,
И всезвездный поет небосвод,
Что ниспосланный путь мой весь измерить мне надо
И Светлана меня позовет.