Милый дружок мой, родной, вчера, несмотря на необходимость последнего выступления, я принял ряд малых, но важных героических мер, благодаря которым уже сегодня утром, в 10 часов без ¼ я получил заграничные паспорта. В то же время мои здешние друзья обо мне хлопотали, и в результате я еду в Японию в понедельник, 25-го, необычным способом: на торговом корабле, где чудесные каюты, но где, кроме меня, Елены и корреспондента «Далекой Окраины» (это последнее — жаль!), нет никаких пассажиров. Корабль идет отсюда в Иокогаму. Таким образом я проплыву японским Средиземным морем, в виду берегов Японии и среди бесчисленных островков. Дней 10 постранствую по Японии, а 10-го или 11-го найду тот же корабль на юге, в Модзи. Это будет и приятнее в 5 раз, и дешевле в 2 или 3 раза, чем обычное путешествие. Сегодня завтракал у капитана «Эривани», он плавает уже 31 год, интересный человек. Вообще, здесь есть любопытные люди, но оторванные от всего, бесприютные перекати-поле. Милая, шлю тебе ласковый поцелуй. Не подорвись при грустной «ликвидации» дома в Брюсовском{119}. Мне очень жаль, что его более не будет. Наша любовь с ним связана глубоко. Твой К.
1916. IV. 26. Вечер. Владивосток
Катя милая, я наконец уезжаю в Японию завтра, в послеполуденье, на японском корабле «Хозан-Мару». Из моей поездки на «Эривани» ничего не вышло, ибо корабль задержался отплытием из-за какого-то груза. А мне не хочется терять лишнюю неделю, ибо я хочу возможно скорее вернуться домой.
Я еду в порт Цуругу. Тотчас же уеду в Иокогаму, там пробуду дня два, поеду дней на 5 в Никко, где множество храмов и где сейчас цветут вишневые деревья и иные. Все мои японские ночи будут лунные. Из Никко направляюсь в Киото, вернусь через Нагасаки. В Токио заеду из Иокогамы лишь на несколько часов.
Эти дни были совсем путанные, из-за бесконечных сборов и разговоров. Я рад, что наконец завтра буду в открытом море.
Милая, я буду писать тебе из Страны Хризантем и буду мысленно с тобой во всех своих впечатлениях.
Обнимаю и целую тебя. Ладыжино мне милее Японии, куда я еду. Твой Рыжан.
1916. IV. 28. 4.-й ч. д. «Хозан-Мару»
Катя милая, я качаюсь на синих волнах и чувствую себя в родной стихии. Корабль небольшой, но опрятный и удобный. Радуюсь на изящные японские растения и хочется поскорее видеть японскую весну. Завтра. Неужели эта страна, от меня ускользавшая, завтра будет увидена мной. Мне странно. Обнимаю тебя. Твой К.
1916. 13 мая н. ст. Иокогама
Катя милая, в ярком Солнце я увидел цветущий Ниппон, который ускользнул и от твоих, и от моих взоров 15 лет тому назад. От порта Цуруги поезд домчал до Иокогамы в течение дня. Я видел эти поразительные пространства, где поля как сады, а сады как видения. За несколько часов я полюбил Японию навсегда. И прекрасный лик Фудзи-Ямы. Милая, обнимаю тебя. Твой К.
1916. 3/16 мая. Утро. Иокогама
Катя милая, я уже успел побывать в Токио и в Камакуре, где исполинское изваяние Будды. Сегодня переезжаю в Токио и оттуда в красивейшее Никко. Я так очарован Японией и японцами, вернее японками, что хотел бы пробыть здесь год. Вся Япония — chefd’oeuvre [168], вся она — воплощение изящества, ритма, ума, благоговейного трудолюбия, тонкой внимательности. Как жаль, что мы не были здесь вместе. Но я тогда не понял бы Японии. Я был еще слишком юн. Целую тебя и все время помню. Твой К.
1916. V. 4/17. Вечер. Никко
Катя милая, я пишу тебе опять лишь слово привета, я только что приехал в прославленное своею красотою Никко. В Токио еще вернусь, но там пыльно и шумно и интервьюеры несчастные. В Иркутске или в Харбине я гораздо менее знаменит, чем в Токио. Но слава во всех видах — вещь утомительная.
Не прекращается, а лишь усиливается моя влюбленность в Японию. Изящные люди среди прекрасной природы. Но ведь это идеальное сочетание.
Милая, целую тебя. Говорю с тобой из сновидения. Твой К.
[1916]. 19 мая н. с. 6 ч. в. Токио
Катя милая, я в непрерывной волне впечатлений, и мне трудно писать. Я всегда испытывал по отношению к Японии предубеждение. Оно было совершенно ошибочным. Это не только ошибка, это ошибка чудовищная. Японцы именно один из немногих народов на земле, которые обладают особой, притягательной для меня силой. Воплощение трудолюбия, любви к земле, любви благоговейной к своей работе и к своей родине, внимательности изящной, деликатности безукоризненной и первобытности неутраченной цивилизованности в лучшем смысле. Здесь нет грубых сцен, или я их не видел. Здесь нет грубых голосов, или я их не слышал. Что касается японской женщины, мне кажется, что любить ее — великое и высокое счастье, ибо она совершенство кротости, изящества, мягкости, ритма. Японка — музыка движений. Японка — поэма тончайших движений чувства. Японская природа — воздушная греза.