Вторая всероссийская забастовка началась весной 1901‑го года, когда я оканчивал Институт. Чем дело началось — не помню, но большую роль в этих волнениях играла сдача бастующих студентов в солдаты. При всеобщей воинской повинности каждый, достигший возраста 21‑го года, должен был являться на призыв. Студенты получали отсрочку до окончания курса. Для борьбы со студенческими забастовками правительство решило студентов, увольняемых из учебных заведений за участие в беспорядках, лишить прав на отсрочку. Таким образом уволенный студент сразу же подлежал призыву и если удовлетворял требованиям здоровья, то зачислялся в солдаты. В 1901-ом году эти правила были применены к группе бастовавших студентов, что вызвало среди студентов большое возбуждение. Опять начались повсеместно сходки и забастовки. То же происходило и у нас в Путейском Институте. Речи на сходках уже звучали иначе, чем в 1899 году. Уже говорилось о политике и о борьбе с произволом самодержавного правительства. Вследствие забастовок выпускные экзамены пришлось отсрочить и мы получили наши дипломы только в начале июля, вместо конца мая.
В сходках я постоянно участвовал, с большим интересом слушал наших ораторов, но активного участия не принимал и речей не произносил. Обычно голосовал за забастовку и считался студентом левого направления, хотя ни в каких политических организациях не состоял. В то же время студенты, интересовавшиеся политикой, делились на народников и марксистов. Программа народников меня совсем не удовлетворяла. Они мечтали о скором введении социализма в деревне, но, зная крестьян, разговоры о социализме в деревне казались мне несбыточной фантазией. Марксисты вводить социализм в деревне не собирались и строили свои надежды на городском пролетариате. Это казалось мне более приемлемым.
Сочувствуя левым, я изредка оказывал им услуги. Приходилось иногда хранить их литературу или участвовать в приготовлении их гектографированных резолюций и воззваний, с которыми часто был не вполне согласен. Обращение к рабочим, где возбуждалась ненависть к владельцам, к буржуазии, мне совсем не нравились. Меня интересовала борьба за демократические начала, за политические свободы, а введение социализма казалось мне делом отдаленного будущего. Пока что я считал необходимым поддерживать интересы слабых, насколько это было возможно в рамках существующего строя. Помню, во время летней практики, ознакомляясь с условиями сдачи подрядов, я нашел несколько пунктов, защищающих интересы рабочих. Были, например, требования относительно удовлетворительного жилья для рабочих и удовлетворительной пищи. В связи с этим я причинял немало хлопот подрядчикам. Инженер меня в этом всегда поддерживал, хотя и указывал, что в условиях постройки далеко не всегда все условия могут быть строго выполнены.
В то время, для борьбы с пьянством в деревне, была мода на устройство чайных с небольшими библиотеками при них. При помощи подписного листа, на котором первым подписался инженер Ремезов, я собрал среди подрядчиков достаточно денег для устройства чайной в Маночиновке и библиотечки при ней. Это, конечно, были все маленькие дела. Но я был полностью увлечен моими техническими задачами и постройками и не думал отдавать всю свою энергию общественным делам и политике, как то предполагали делать кое-кто из моих товарищей левого направления. Меня относили к разряду сочувствующих.
Первая поездка заграницу
Летом 1900‑го года открывалась в Париже всемирная выставка. Наше министерство путей сообщения принимало в ней участие. Предполагалось, что некоторые из наших студентов, хорошо знающих иностранные языки, будут привлечены для обслуживания путейского отдела на выставке. Я был в то время студентом четвертого курса. Не имея нужных знаний языков, я не мог расчитывать на командировку в Париж. Но мне очень хотелось побывать заграницей. У меня составилась небольшая сумма денег от летней практики. Отец тоже поддержал мой план и дал сто рублей на поездку. Имея около двухсот рублей и бесплатный билет до границы, я отправился в начале августа в Петербург и оттуда с двумя товарищами, Рыниным и Радловым, в Париж.