Моннэ был полон идей. Однако он не боялся вновь и вновь произносить примерно одни и те же заклинающие слова. В этом отношении я его иногда сравнивал с Голдой Меир. У него можно было поучиться не только содержанию, но и процедуре. «То re-arrange the scene»[14] — к этой режиссерской ремарке он прибегал довольно часто. Действительно, даже мебель, если ее переставить, может создать совершенно другой интерьер. Когда он меня впервые посетил в Берлине, мы далеко не сразу пришли к взаимопониманию. Он считал, что вступление Англии преждевременно, а скандинавы были ему чужды. С другой стороны, мы очень скоро согласились с тем, что рано или поздно встанет вопрос об упорядочении отношений со странами Восточной Европы. Он привлек меня к участию в своем «комитете содействия» созданию Соединенных Штатов Европы, в который входили ведущие представители партий и профсоюзов. С немецкой стороны особенно активную роль играли Герберт Венер и руководитель профсоюза металлистов Отто Бреннер. Всякий раз, когда работа по объединению грозила ослабнуть или потерять целенаправленность, Моннэ и его комитет придавали ей новые импульсы.
Одна из инициатив была направлена на то, чтобы создать в Сообществе группу высшего политического руководства в виде коллегии глав правительств и таким образом сдержать влияние враждующих друг с другом министерских бюрократов. Я сделал все от меня зависящее для того, чтобы в декабре 1973 года в Копенгагене состоялась «президентская встреча». В дальнейшем она получила название «Европейский совет». Роль брюссельской Комиссии из-за этого не снизилась, а роль Европейского парламента, по крайней мере, немного возросла. Однако демократические основы и контроль за деятельностью Сообщества в значительной степени оставляли желать лучшего.
Не только с точки зрения такого искушенного прорицателя, как Жан Моннэ, казалось необходимым приступить в начале 70-х годов к созданию экономического и валютного союза, чтобы к концу 80-х наконец-то продвинуться в этом деле вперед. В сотрудничестве с Жоржем Помпиду и Эдвардом Хитом, к которому в июне 1970 года перешло руководство британским правительством (на этом посту он оставался до 1974 года), было бы возможно добиться решающего прорыва. Но обстоятельства этому не благоприятствовали. Мне самому пришлось испытать, как могущественные отраслевые ведомства могут связать по рукам и ногам федерального канцлера, что, впрочем, не исключает того, что потом отраслевые министры (и их деловые статс-секретари) поставят себе в заслугу то, чем они прежде пренебрегали.
На гаагской конференции в верхах я внес важное предложение: федеральное правительство, которое и ранее проявляло готовность к солидарности в области валютной политики, полностью согласно на объединение усилий при создании европейского резервного фонда. Как только будут созданы необходимые предпосылки, мы хотели бы участвовать в разработке такого инструмента совместной политики и в определении порядка действий. Тогда мы будем готовы перевести часть наших валютных запасов в европейский фонд, «где ими будут распоряжаться совместно с резервами, которые в соответствии с долевым участием депонируют наши партнеры». С этим мы намеревались увязать политику, направленную на то, чтобы избежать опасности инфляции, и это ни для кого из наших партнеров не явилось неожиданностью.
На парижской встрече в верхах в октябре 1972 года (наряду с Хитом на ней впервые присутствовали премьер-министры Дании и Ирландии) мне пришлось пойти на попятный в вопросе валютного фонда. Я заявил, что в ближайшее время Федеративная Республика не может пойти на передачу национальных резервов. Запоздалое влияние министерства финансов и федерального банка оказалось настолько сильным, что заставило меня подходить к вопросам помощи развивающимся странам со стороны Сообщества и предоставления регионального фонда намного сдержаннее, чем это, по моему мнению, было необходимо. Кстати, в Париже на повестке дня стоял вопрос о социальных реформах. Толчок этому дали также мы, немцы. Другие считали, что ею следует заняться намного позднее. Я представил тогда на рассмотрение меморандум о европейском социальном союзе. Людям, говорилось в нем, должно быть ясно, что означает и может означать Сообщество для условий их жизни и труда. Не следует понимать социальный прогресс как простой довесок к экономическому росту. «Если мы откроем в социальной политике европейскую перспективу, то многим гражданам наших государств будет легче отождествлять себя с Сообществом».