То, что называют политикой малых шагов, было обдумано мной заранее, а не являлось реакцией на постройку стены. 30 мая 1956 года после XX съезда КПСС и центральной конференции СЕПГ мне пришлось выступить в бундестаге с обоснованием совместного запроса фракций. Я высказался за «максимум контактов между людьми в обеих частях Германии». Я выступал не за признание существующего положения, а за «облегчение условий жизни в произвольно разделенной Германии». В 1958 году я отстаивал эту идею в Лондонском институте внешней политики. В 1959 году я выступал в Шпрингфельде (штат Иллинойс) на вечере памяти Авраама Линкольна и сказал, что для нас не может быть изолированного или внезапного решения проблемы, напротив, мы должны надеяться на «постепенные изменения, на поэтапные сдвиги как результат упорной полемики».
В Берлине нам пришлось немало побороться за выдачу разрешений на поездки в ГДР по срочным семейным делам. Так же обстояло дело с воссоединением семей по отношению к другой части Германии. Это же относилось к добровольному переселению лиц немецкого происхождения из Советского Союза, Польши и Румынии. Наша политика, основанная на договорах, а также Заключительный акт хельсинкской конференции способствовали определенному продвижению вперед. Ослабление напряженности между отдельными регионами Европы привело к тому, что стали вырисовываться в целом менее угнетающие, но еще далеко не удовлетворительные, а тем более не беспроблемные отношения. Есть время споров и время мира. Когда в 1961 году была воздвигнута стена, а в 1962-м разразился кубинский кризис, знамение времени не предвещало людям, затронутым этим, ни малых сдвигов, ни крупных перемен.
Однако когда молодой президент, проявив твердость и гибкость, решил изменить status quo, то для Берлина и Германии это могло означать только одно: осознать знамение времени.
Кеннеди, или Неизбежность риска
Выборы в бундестаг в сентябре 1961 года принесли моей партии частичный успех. Это было неплохо, хотя я надеялся на большее. Конрад Аденауэр лишился абсолютного большинства. СДПГ получила на целых два миллиона голосов больше, чем на предыдущих выборах, и достигла наилучшего результата со времени выборов в Национальное собрание в 1919 году. В числах это выглядело так: 36,3 процента голосов вместо 31,8 процента ранее и 190 мест вместо 169 мест ранее.
Тень от стены упала на избирательную кампанию. Мне хотелось и приходилось почти ежедневно бывать в Берлине и отменять из-за этого многие выступления. Лихорадочные перелеты на зафрахтованном крошечном английском самолете были небольшим облегчением в этом деле. Тем не менее моя кандидатура на пост канцлера позволила поставить новые по своему содержанию цели. В моей программе были два важных пункта. Выступая на собрании в связи с выдвижением моей кандидатуры, я обозначил их как центральные — это решение больших общих задач внутри страны и отстаивание национальных и европейских интересов в духе времени и без шор на международной арене. То, что в Ганновере в 1960 году — вообще впервые в истории СДПГ — был выдвинут кандидат в канцлеры, явилось частью начатого после краха на выборах 1957 года процесса обновления, охватившего как организационные структуры в партии и ее фракциях, так и саму программу (Годесберг, 1959 г.) и кадры. На предвыборной бирже в свое время котировались и премьер-министр земли Гессен Георг-Август Цинн, и бургомистр Гамбурга Макс Брауэр. Своими выступлениями в Берлине я доказал, на что способен, и мой успех на выборах был столь весом, что вряд ли кто-нибудь смог бы всерьез оспаривать выдвижение моей кандидатуры на пост канцлера, если бы я сам этого не захотел. Разумеется, я попросил дать мне полагающееся в таких случаях время на размышления.
Чисто арифметически в 1961 году хватало мандатов для создания «малой» коалиции из социал-демократов и свободных демократов, но политических предпосылок для этого пока не было. Это подтвердилось и в ходе конфиденциальной встречи, на которую один из деятелей нашей экономики, недружелюбно настроенных по отношению к «черным», — Гуго Штиннес-младший — пригласил в Мюльгейм на Руре председателя СвДП Эриха Менде и меня. В узком кругу руководства партии — Олленхауэр, Венер, Эрлер — я прощупал возможность образования всепартийного кабинета, главной задачей которого должен был стать прорыв застывших фронтов германской внешней политики. Важным собеседником был председатель бундестага Ойген Герстенмайер: он был не прочь занять пост канцлера в правительстве национальной консолидации. Однако христианско-демократические консерваторы не проявили достаточной готовности к новому перераспределению сил.