Однако между этим научным триумфом и отказом Баршева для молодого ученого пролегли три тяжелых года, когда надежда сменялась то неопределенностью, то разочарованием, то апатией. В эти годы он снова окунулся в рассеянную светскую жизнь, заглушавшую гнетущее чувство неуверенности и пустоты. Это чувство особенно усилилось после смерти Грановского в октябре 1855 г. Все, кто знал его, ощутили тогда внезапную пустоту, и среди тех, кто тщетно пытался сразу определить огромное, но почти необъяснимое значение этого человека, может быть, самым лаконичным и точным оказался Некрасов, написавший о Грановском В. П. Боткину: "...он поощрял людей быть честными -- вот его заслуга!" {Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. М., 1952. Т. 10. С. 254.}.
В эти трудные годы, когда шла безнадежная Крымская война, Россия переживала кризис и была на грани катастрофы, обострился интерес Чичерина к политической и общественной деятельности. Именно тогда написал он крамольную статью "Восточный вопрос с русской точки зрения 1855 года". Эта статья распространялась в списках, в 1861 г. была напечатана за границей с подписью Грановского, еще две ее публикации, тоже за границей, были анонимными. Чичерин был одним из очень немногих, чье мнение о Крымской войне полностью расходилось с официальной и славянофильской пропагандой. С присущей ему логикой он показал истинные цели самодержавия, стремившегося к укреплению и расширению власти на Востоке. Он, конечно, был далек от критики этих целей, но дипломатические и военные действия представлялись ему цепью беспросветных неудач. В этих неудачах, писал он, нет ничего странного, так как правительство "произвол, господствующий во внутренних делах, перенесло, наконец, и на внешние сношения, если оно осторожность во внешней иностранной политике стало считать излишнею преградою своему властолюбию.
Странно было бы в самом деле вести дела свои двумя совершенно различными путями; странно было бы внешнюю политику, хотя основанную на ложном начале, вести осторожно и обдуманно, а во внутренних делах поступать произвольно и нелепо. Произвол и нелепость должны же были когда-нибудь прорваться, они прорвались так, что Европа пришла в смятение, и Россия очутилась на краю пропасти" {Цит. по кн.: Записки кн. С. П. Трубецкого. Спб., 1907. С. 131--132.}. Он призывал к социальным и политическим преобразованиям, к отмене крепостного права, но не верил, что правительство отважится на это.
После окончания Крымской войны интерес Чичерина к политике не ослабевает. Он с напряженным вниманием читает герценовский "Колокол", с самых первых его номеров, "Голоса из России" и даже делает попытку противопоставить свою умеренно-либеральную позицию -- герценовской. Так появляется созданный им в соавторстве с К. Д. Кавелиным программный документ -- "Письмо к издателю", опубликованный в No 1 "Голосов из России" в 1856 г. В нем отразилось принципиальное расхождение с Герценом той части русской интеллигенции, которая восприняла французскую революцию 1848 г. как "кровавый мятеж" "разнузданной толпы", ниспровергший устои буржуазного общества, пошатнувший сокровенные основы либерализма. Смолоду сочувствовавший "крайнему направлению", Чичерин после 1848 г. с таким предубеждением относился к политическому радикализму (в частности и к социализму), как если бы его преследовал призрак революции.
Немудрено, что Чичерин вызвал такую резкую антипатию у Герцена, когда посетил его в Лондоне осенью 1857 г. во время своей первой заграничной поездки: они были антиподами во всем, не только, в политических убеждениях. Чичерин, вспоминал Герцен, "подходил не просто, не юно, у него были камни за пазухой; свет его глаз был холоден, в тембре голоса был вызов и страшная, отталкивающая самоуверенность. <...> Расстояния, делившие наши воззрения и наши темпераменты, обозначились скоро. С первых дней начался спор, по которому ясно было, что мы расходимся во всем. Он был почитатель французского демократического строя и имел нелюбовь к английской, не приведенной в порядок свободе. Он в императорстве видел воспитание народа и проповедовал сильное государство и ничтожность лица перед ним. Можно понять, что были эти мысли в приложении к русскому вопросу. Он был гувернементалист, считал представительство гораздо выше общества и его стремлений и принимал императрицу Екатерину II почти за идеал того, что надобно России" {Герцен А. И. Полн. собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 9. С. 249.}.
Здесь несколько сгущены краски, но общий дух передан верно; в этом портрете оригинал угадывается так же точно, как в пародии пародируемое стихотворение. Чичерин вспоминал о Герцене значительно спокойнее.