Обращение Офицера–победителя у себя дома — в сущности, к пленённой медсестре разгромленной вражеской армии…
Произнеся эту тираду, офицер снял улыбку, выпрямился, сразу став серьёзным, очень уставшим человеком — врачём, которого впоследствии узнали искусным полевым хирургом…
Это случилось в самом конце февраля 1905 года — жесточайшее поражение Русской Армии под Мукденом. Тяжелейшее в той злосчастной войне. И, предполагалось тогда, последнее и окончательное даже… Окончательное, конечно же, не для тысяч раненых и изувеченных, не для близких их в бесконечно далёкой России. Да и здесь, на Японских ближних островах. Нет! Сражение и поражение под Мукденом в позорной Дальневосточной войне последим не было. Судьба уготовила России ещё один удар, ещё одну реку крови, переполнившую, наконец, чашу терпения куда как терпеливого народа — пресекшую Дурную медлительность русскую… —
7. Цусима
Весною 1905 года Вторая Тихоокеанская Эскадра Российского флота свитского адмирала Зиновия Петровича Рожественского, — выйдя 2 октября 1904 года из Балтийской Либавы и оставив за собою восемнадцать тысяч морских миль, за семь с половиною месяцев перехода ВОКРУГ АФРИКИ через три океана и десяток морей, — 14 мая 1905 года доплелась к берегам Японии. Явилась к ним, что бы именно в День Коронования Его Императорского Величества — 14 мая — встретиться с противником! И показать косоглазым азиатам Русскую Кузькину мать…
Эскадра, — состоявшая из 12–и броненосцев, 8–и крейсеров и 8–и миноносцев встречена была у Японских островов оперативной авангардной группой адмирала Хейхатиро Того. И именно 14 и 15 мая разгромлена им наголову и целиком затоплена у острова Цусима…
Спастись, — вырваться и сбежать чудом из огненных объятий Кузькиной матери японской (к слову, свою страну защищавшей от лихих, до зубов вооруженных, но ума не дальнего и отваги сомнительной петербургских грабителей и… хвастунов), — из трёх десятков кораблей эскадры удалось… только одному крейсеру и двум миноносцам…
…И, в результате — вновь поднебесные штабеля выловленных победителями трупов; снова реки и озёра русской крови — снова кавалькады барж с ранеными и увечными россиянами у японских пирсов… Снова в мировой прессе скандальные перечни громких имен командиров потопленных судов, трусливо и подло бросивших гибнувшие корабли, искалеченных и умиравших в них несчастных матросов и офицеров… Наконец, имя предавшего их всех, устрашившегося панически не так самого страшного японского адмирала Того но праведного гнева и расправы брошенных им на произвол судьбы собственных подчинённых. Его превосходительство грозного… для русских матросов вице адмирала Рожественского. Командующего той самой Второй Тихоокеанской эскадрой, под фанфары имперской спеси явившейся на Край Света стереть в порошок Японских макак. И в одночасье — с эскадрою вместе — утерявшего и сроду не существовавшую честь собственную и с Петровых времён свято хранимую флотскими сослуживцами гордость русского моряка…
…Надежда и гордость Романовых полуавгустейший Зиновий Петрович посреди демонстрации косоглазым Кузькиной мамы, — бросив флагманский корабль и эскадру, — ТРУСЛИВО СБЕЖАЛ В ПЛЕН. Для чего сказался тяжело раненым(!) и стремительно сдался невзначай подвернувшемуся японскому офицеру — командиру миноносца САЗАНАМИ капитан–лейтенанту Айба… Вот так вот…
И вновь вселенский позор! И вновь ложь, ложь, ложь, Эвересты Лжи, которыми — в который то раз — обгадившиеся незадачливые победители привычно прикрывают страшную правду новых беспримерных поражений!
…Но маме моей будущей не это важно! Важно, что это обрушилось теперь ПРЕЖДЕ ВСЕГО на заполненный пленными россиянами ближайший к Цусиме город–порт Нагасаки…
…А жизнь… Она продолжается… Хотя бы в не дальних воспоминаниях–снах о только что оставленном Киото…
…Золотой Храм Рокуондзи…
Пятисот летнее чудо стояло в пышном вечнозелёном обрамлении парка, сходило в воду, сливалось с волшебным своим отражением…Здесь, в Павильоне у Храма, попрощавшись по японской традиции с последним — Горьким и Холодным месяцем года уходящего, встретила Стаси Фанни с семьёй Розенбергов первый — с Первой Луною — Радостный месяц Нового 1906 года…
Бил у кумирни колокол…С последним его — сто восьмым — ударом отступали в прошлое, уходили в небытие горечи, и несчастья прошедшего года забывались… Должны были, по обычаю — ботенка-ю — забыться, обязательно должны были забыться! Ведь впереди — О-сёгацу, — начало Новой Жизни. Нужно было, по этому самому Ботенкай-ю, рассчитаться со всеми долгами, иначе О-сёгацу омрачен будет, и неудачи последуют одна за другой. Ведь О-сёгацу для японцев не просто начало Нового года. Это семь дней Добрых надежд, семь дней добрых предзнаменований… Обязательно добрых!