Рассказы стариков из Висконсина, бесконечные и бесконечно же интересные, не могли не волновать воображения Стаси Фанни, постоянно пребывавшего теперь, после всего пережитого ею, в необъятном и манящем в свои тайны и раскрытия духовном мире Общины предков…
Самоотверженно и лихо оставили висконсинские старики — тогда ещё совсем молодые врачи — созданную разумом их, волей и руками новую и свободную родину… А ведь сами они или отцы их или деды из раздираемой братоубийственными религиозными войнами окровавленной Европы свершили неимоверно тяжкий путь через бушующий океан и высадились, выжив чудом, на желанный берег Америки — Земли Воли и Веры. И прошли через враждебную бесконечность непроходимых лесов её, через сжигаемые солнцем, истираемые земляными бурями, взрываемыми не знакомыми тогда ещё страшными Торнадо, и заметаемые снежными штормами просторы Великих Равнин. Прошли, что б под стрелами и томагавками защищающих свою жизнь и землю индейцев и под пулями в спину пришлых разбойников, жизнь эту истребить норовивших, построить и освятить свои поселения. Распахать прерии и создать Общество, где никто и никогда не посмеет надругаться над верой их и совестью, никто и никогда не решится посягнуть на священную тишину мирного дома и тепло очага. Никто никогда не возмутит духа человеческого и не порушит безнаказанно плодов их труда. Где никто никогда не посмеет помешать им трудится — бесконечно и самоотверженно — во имя свободы. Ведь что бы пожинать плоды этой свободы нужно взять на себя труд её возделывать…
И вот эти сидящие перед нею старики с молодыми глазами оставили некогда — жизнь назад — с таким неимоверным трудом построенный и возделанный ими Мир Обетованный, Землю Воли и Веры, Общество своё. Без которого они — ничто, былинки, гонимые ураганом обстоятельств; оставили свои привычки — суть их Я. Оставили симпатии свои — воздух, которым дышали… И, казалось бы, всё потеряв, ушли в Неизвестность. Где надеялись оказаться нужными кому–то, необходимыми, быть может, чтобы хоть чем нибудь помочь людям, хоть что нибудь сделать для людей страждущих и отчаявшихся. Их манил ветер сопричастности людскому горю. Тот самый ветер, что привёл их когда то на медицинский факультет Иеля. Тот самый, что заставляет честного и пытливого человека стать врачём и священником.
С детства усвоили они древнюю истину: кто никуда не плывёт — для тех не бывает попутного ветра. Их попутный ветер был с ними…
Мир им открылся — без края и конца. Вселенная!
…Теперь, вечность спустя, вместе со Стаси Фанни, слушают они сменяющие друг друга знаменитые камерные оркестры, билеты на которые на материке — ни в Канаде ни в США — не поймать ни заказать… Слушают, или учатся слушать, или привыкают слушать входящую, — говорят, — в моду, да ещё и по окончании многодневного шторма, называемую откуда ни возьмись появившимися знатоками музыку синкопизированную… — Тот же рояль и… не рояль, то же банджо–не банджо, и новые(?), возможно даже окарикатуренные звуки–излияния тромбонов. Валторн. Входящих в моду и арсенал оркестров саксофонов Даже габоев(!) с торчащими из них огромными модераторами. Барабанов с барабанчиками. Замысловатыми щётками–трещётками (остряки говорят… не кружки ли… Эсмарха из ближайшей аптеки?)… Музыку слушают, или некие иные созвучия, исполняемые калейдоскопически сменяемыми на эстрадах экзотическими джаз бандами афро–американских исполнителей из французских кварталов Нового Орлеана… Музыку странную, странные её мелодии, насыщенные острыми — то чуть слышными под сурдинку, то жалящими невыносимо и раздражающими непривычными и неожиданными звучностями…Но обязательно не обыкновенно волнующими и даже поражающими… Напоминающую ЗВУКИ…ГОЛОСА ВОЙНЫ… Голоса Смерти!
От которых, оказывается, нет спасения, никуда не деться, не спрятаться никуда…
9. Ванкувер
…Сумеречным утром — солнце не пыталось даже, или не смогло никак протиснуться сквозь бесчисленные пологи многослойных туманов над бесконечно тянущейся навстречу судну циклопической бухтой Поуэлл—Ривер — «ИМПЕРАТРИЦА ЯПОНИИ» встала на якоря у Селёдочного пирса внутреннего рейда Ванкувера…
Стаси Фанни и Розенбергов у трапа встретил, с помощниками и свитою, поверенный Бабушки Розалии в Торонто, сухо–торжественно представившийся сэром Джорджем Патриком Констэблем. Более смахивавший на агента сыскной фирмы. Он моментально устроил (если были они не устроенными!) все их ванкуверские дела и разрешил все их проблемы. Двое суток отдыхали они в только что отстроенной, пахнувшей свежими сосновыми досками, масляной краской и новомодным гутаперчевым электрическим шнуром гостинице. Ещё совсем недавно маленький рабочий посёлок, — рассказывал оказавшийся очень общительным и тёплым человеком сэр Джордж, — Ванкувер с приходом сюда железной дороги быстро разросся вот в этот — смотрите — крупный морской порт на берегу вот этой вот замечательной, — смотрите, смотрите, — бухты! Равной которой по удобству почти нет!…