Когда, девонька, мужика освобождают, или даже послабление только дают, жизнь начинается тогда. Довольство начинается. Как у нас тут. А у вас там освобождают его из одной кабалы да в другую. Всегда худшую. Потому у нас изобильность, всего полно, и крестьянин здоровеет, крепнет. А у вас он губерниями вымирает… Люди людей едят!… Понятно это тебе?
…Вот какие разговоры случались меж нами. Меж мною и дедами. Даже иногда с соседями их, когда с ними за столами сидела–посиживала. А сидела часто: хороших соседей у дедов моих много было, как родни. Меннониты НАШИ — они там в одной общине родились. Потому все вместе звались БРАТЬЯМИ. Наши — Речными братьями. Все как бы с одной реки Смоуки—Хилл, в Канзасе, на берега которой в 1878 году местные предки перебрались в общем переселенческом потоке после Гражданской войны из Элизабетвиля (Пенсильвания), когда открылись возможности спокойной и зажиточной жизни в Абилине (Техас) …Куда приехали за Гомстэдами (за дарованной правительством землёю) и иммигранты- изгнанники из России тоже…
Фермы у нас от фермы не близко. Навроде хуторов у вас. Пешком не сподручно. Подъезжаем вот так вот. И интереснее так: ездим каждый раз в гости…
13. Эйзенхауэры
Гостили с дедом Боргом и у соседей по Абилину, в семье Дэвида и Иды (он — Эйзенхауэр, она — Стовер из Вирджинии), — родителей кучи мальчиков–работяг. В их числе и Айк (Дуайт), тогда рабочий маслобойного завода. А впоследствии (в средине ХХ века) командующий союзными армиями в Европе во время Второй мировой войны. Потом президент США… Человек!
Семья занимала небольшой, в два этажа, домик по 4–й Юго—Восточной улице. Он и сегодня там стоит, номер 201, — Центр Мемориала Великому Гражданину Америки, — тихий, торжественный…
А тогда, полтораста лет назад, было в нём бедновато, но…шумно и весело от постоянной возни и затей их шестерых сыновей — здоровых мальчишек, даже в комнатах ухитрявшихся гонять футбол. Только не надо думать, что недоросли балбесничали. Никоим образом. Жила семья, скажем так, небогато: на счету был каждый цент. Дэвид–то, отец, — глава семьи, — он только в конце 1904 года получил диплом инженера, и заработок имел, мало сказать, скромный. И все в семье вкалывали по–чёрному. Да что говорить, если 15–и летний Айк, — после школы, — 15 часов в сутки вручную перегружал 30–и килограммовые ящики масла и полу центнерные брусья льда из пристанционного заводского морозильника в холодильные камеры рефрижераторных вагонов!
Однако, не дело, не задача моя, рассказывая о маме, пережевывать миллионный раз историю Эйзнхауэров.
Тем более, жизнеописание самого Айка—Дуайта, через 40 лет достигшего всего того, что он достиг. 100 лет читать всё, что написано о нём — не перечитать! В том числе и мамины свидетельства. Правда, эпизодические, — в общем контексте описания родни дальней, ближней и смутной, — опубликованные в 1907–1922 гг. , — в издательствах Земля и Фабрика, Сеятель (только в этом — с десяток рассказов) у Ольги Поповой, у Марии Малых, и даже у самого Пал Палыча Рябушинского в журнале ЗОЛОТОЕ РУНО и Утро России. Всё это, надо сказать, после каждодневных операционных стояний и перманентных написаний учебников и справочников…
Вместе с тем, кое что добавить следует.
Пятнадцатилетнего мальчишку да с такими вот задатками на будущее не могла не задеть судьба молодой женщины, в свои двадцать побывавшей уже на Такой Войне! Того мало, судьба героини её, судя по бесчисленным панегирикам в СМИ Америки тех лет. Авторы которых беззастенчиво передирали опусы свои из свеже отпечатанных и быстро доставленных сюда за океан японских газет и журналов, понаторевших в искусстве само забвенного интервьюирования и именно по этой вот конкретно Стаси Фанниной теме… И ещё более беззастенчиво приукрашивали в них Подвиг Операционной Сестры Из Порт Артура, освящённый к тому же встречей её в Вашингтоне с заканчивавшим там кафедральную каденцию русским епископом Тихоном, будущим иерархом российского православия…(В особенности, когда сюда же дошли сообщения о свершившейся инициативе опекавших Госпиталь Розенберга синтоистов по созданию в Храме монастыря Киюмижзти Киюмитсудеро дефа в Киото Музея её имени).
Младший брат Дуайта — Милтон — несколько переусердствовал, написав однажды, что немаловажное обстоятельство это — именно только юношеское восхищение героиней войны, но никоим образом не совет приятеля Айка Свида Хезлета — было толчком, побудившем брата нарушить соблюдаемые до того свято семейные религиозные пацифистские традиции (вероучение меннонитов) и поступить в знаменитый Вест—Пойнт — именно, в бесплатную военную академию.