Во–вторых, я хочу попрощаться с теми ведущими сотрудниками, с которыми мне приходилось часто встречаться.
Наконец, я вновь выражаю надежду на то, что Вы сможете посетить нашу страну следующей весной. Я искренне верю в установление подобного рода контактов между советскими и американскими людьми — и военными, и гражданскими, — в то, что мы смогли бы многое сделать для развития взаимопонимания и доверия между нашими народами. В течение всего этого времени я все больше и больше проникался уважением и любовью к Красной Армии и ее великим лидерам, ко всему русскому народу — вплоть до самого Генералиссимуса.
Прошу Вас: если Вы почувствуете, что я мог бы что–нибудь сделать для Вас лично или для укрепления дружеских отношений, которые так важны для всего мира, буду рад откликнуться на Ваши предложения и сделать все, что в моих силах.
Еще раз до свидания, желаю удачи, искренне Ваш
Дуайт Эйзенхауэр
Мне не дано знать, что обнаружил в этом письме Сталин. Но в приступе бешенства разорвал его. Успокоившись, сам подобрал обрывки и наклеил их на синий полукартон. В таком виде я впервые лицезрел его в коллекции Голованова. Жуков о письме не узнал. Умер за тринадцать с небольшим лет до времени, когда я получил его копию из Абилина. Прислал ее мой старый друг и бывший сотрудник Эйзенхауэра тотчас после рассекречивания письма Пентагоном. Было это в ноябре 1987 года. Ксерокопию письма через историка Георгия Александровича Куманева (мой друг, ныне академик РАН) я переслал дочери маршала…
Да, я не знаю, что нашел Сталин в этом письме. Но копия его — настоящего, наклеенного — встала в строй компрометирующих маршала документов под номером 57/398…
К очередному Меморандуму приложены еще два документа. Один - № 57/48 — пространная выписка из обвинительного заключения Следственного управления «СМЕРШ» по Куйбышевской области от 8 января 1944 года. И копия приговора Присутствия военного трибунала войск НКВД Приволжского военного округа от 23 января по «Делу о мятеже заключенных БЕЗЫМЯНЛАГа УОС НКВД СССР (ноябрь — декабрь 1943 г.)». Приговора заочного («в связи с побегом подсудимых…» Имя рек). По ст. 58 с пунктами 2,8,11 и 14 УК РСФСР. Дотошно и вполне правдиво перечислены в нем «действия взбунтовавшихся бандитов», учиненные при сопротивлении «силам порядка», цифры потерь «рядового и начальствующего состава частей и подразделений, участвовавших в пресечении беспорядков…». Рапопорт был прав! (См. В. Д. БАКИНСКИЙ ЭТАП). Но на войне, как не войне. Потому и приговор: всех р а с с т р е л я т ь!
И ни одного слова об убитых и раненых заключенных. Ни слова о событиях, предшествовавших бунту и спровоцировавших его. И ни слова, ни единого слова о первопричине происшествия — о «Бакинском этапе»!
А вот второй документ — приложение к Меморандуму от 21 июня 1944:
«Документ № 57/256 от 16 июня 1944года. Донесение Завражина на имя начальника ГУКР «СМЕРШ» тов. Абакумова В. С. (…) Разыскиваемое письмо заключенного Додина В. З. от 7 апреля, рег. № 387.443, в папках приходящей почты отсутствует, потому адрес отправителя установить не представляется возможным. Но найдены обезличенные выписки из разыскиваемого письма, сделанные от руки почерком тов. Михоэлса С. М. (…). Еще обнаружен лист копировальной бумаги с оттиском донесения в адрес товарища Берии Л. П., выполненным также почерком тов. Михоэлса С. М.».
С донесением ясно: оно по поводу «донесения» же некоего «Павлова», на поверку того же Михоэлса. Было такое: все мало–мальски приличные и известные мастера культуры ходили «на поводках» и отзывались на оперативные клички — положение обязывало…
Однако… Убиться — не помню, чтобы я посылал кому–нибудь какие–либо официальные письма (кроме просьб об отправке на фронт)! Да еще, судя по «выпискам», такого непатриотического содержания… Липа, наверно.
Но «липа» пронумерована. Датирована. Главное, помещена в «Справку об идентификации…», подготовленную для о б в и н и т е л ь н о г о выступления Сталина на скоро — в июне 1946 года — созываемом совместном заседании Политбюро и Военного совета! Выступления — убийства!
Известно теперь, что на том сборище Жуков был бы сожран с потрохами! И лишь как гром среди ясного неба прогремевшая угроза Павла Семеновича Рыбалко: «армия больше не потерпит вмешательства фискальных органов и безответственных профанов в ее дела!…» спасла «маршала № 1».
* * *
Письмо Михоэлсу