Ни гневом, ни порицаньем
Давно уж мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаем.
Такой у нас нрав спокойный,
Что без никаких стараний
Нам кажется путь окольный
Кратчайшим из расстояний.
От скорости века в сонности
Живём мы, в живых не значась…
Непротивление совести –
Удобнейшее из чудачеств!
Штрафняк «ЗЕМЛЯ БУНГЕ»
И выходит, друг, не врут
Что «у нас народы мрут
На проклятом острову
С покрова до покрову…“
В начале января 1944 года немыслимым этапом оказался я с ошмётком своей кессонной бригады ОГРОН*) на Флотском лагерном штрафняке ЗЕМЛЯ БУНГЕ острова Котельный (Новосибирский архипелаг Восточносибирского моря. Арктика). Причиною столь дальнего и сложного вояжа (в разгар войны, в особенности!) явились драматические события поздней осени 1943 года на Волге у Жигулей, связанные с печально известным Бакинским этапом (См. Всемирную Сеть, Российский сайт ПРОЗА. РУ и, специально, Электронную библиотеку А. БЕЛОУСЕКО).
Брошенные на очистку «ёмкостей под горючку», озверевшие от увиденного в трюмах этапных барж, ввязались мы в свалку с подоспевшими карателями, силой и даже огнём попытавшихся заставить нас разгружать от чудовищного их содержимого — разложившихся трупов солдат–штрафников.
…Солдаты эти испытали в 1941 году невиданную трагедию панически позорного многомесячного отступления–бегства перед наступавшим немцем от западных границ империи до Волги и Кавказа. Загнаны были там в фильтровочные лагеря. Чудом не расстрелянные из них в 1942–43 гг. отстояли Сталинград. Выжившие и в этой мясорубке вновь оказались за проволокой. Теперь уже в зонах Закавказья. Наконец, за ненадобностью местным сатрапиям — заключёнными уже — отправлены этапом снова в Россию. И на восьмимесячном этапном пути по Волге из Каспия в Самарский БЕЗЫМЯНЛАГ замучены и… превращены в холодец из человечены… Всё — в лучших большевистских традициях…
…Свалка окончилась огневым контактом. Резнёю. Большой кровью. Нашим с уцелевшими товарищами уходом от карателей обратно всё в те же трюмы… И воистину внезапным, спасительным для нас Десантом Морской пехоты Волжской Военной флотилии…
Конечно, победным заключительным следствием оперативно–чекистским управлением БЕЗЫМЯНЛАГА или даже СМЕРШ… где–то там в Самаре или на Безымянке…(Не в Москве же!)…
Но то уже без нас! Без нас уже! Ибо… прокурор Флотилии Рапопорт, — оказалось, по команде Александра Евгеньевича Голованова, тогда командующего Авиацией Дальнего Действия, — неожиданным этапом и объявлением в побег уводя от верного вышака трибунала войск НКВД, — отправил нас на просторы Арктики…
* * *
…Шахта. Глубина 201 метр. Штрек «Жилой зоны». Жилой потому, что тут + 7 по Цельсию. И тишь. А наверху все восемь зимних месяцев –55! Ураганные ветры до 220 метров в секунду! Бешеный грохот, утробный рёв, убийственный вой и визг взбесившегося и очугуневшего космоса, сдирающие с ледника даже не зайнатованную технику…
Существуем в шахте слепыми кротами, вкалывая в штреке, прокладываемом пятьюдесятью метрами ниже: бьём который год тоннели отстойников для субмарин.
…В июле, когда приходит коротенькая весна, гремящая бадья подъёмника, скрипя натужно и гремя ржавым железом, нехотя вытягивает нас вверх, из преисподней, на волю. И мы заново учимся ходить, спасая глаза от слепящего света тряпками, сдобренными собственной мочёю. Поднабрав сил, ломая ногти и кровавя пальцы, выскребаем в чуть подтаявшем слое наскального грунта живительные корешки пробивающейся травки и ягеля — оленьего мха. Если везёт сильно — птица на диабазовой стене базара линяет ещё и ещё не становится на крыло — цепляясь за скальные выступы бесстрашно подтягиваемся к гнёздам. Подбираем в них огромные яйца гигантских поморников, висящих горланя угрожающе над нами на трёх метрового размаха крыльях и пощёлкивая полуметровыми клювами. И тут же поедаем добычу. Не замечая трупного смрада плёнки и сводящих желудок отвратного вида птичьих зародышей… Что внизу в штольне едим, спим на чём поверх ледяного камня, укрываемся чем что б не замёрзнуть, заползая после 14 часов ледяного забоя в промозглость жилзоны, хорошо бы забыть…
Между работой и сном мрём. От цынги. От «переохлаждения». От пароксизма безумия, — криза клаустрофобии, — поражающего вдруг, внезапно, как удар топора.