Вскоре после 1930 г. Б. В. Яковенко организовал по поводу моего шестидесятилетия издание книги „Festschrift N. О. Losskij zum 60. Geburtstage“, в которой находится полная библиография моих работ, написанных до 1930 года.
Главною задачею моею в это время был переход от теоретической философии к практической. Задумав написать книгу по этике, я решил предпослать ей две книги: «Свобода воли» и «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей». Выделить учение о свободе воли и общее учение о ценностях я считал необходимым для того, чтобы книга, излагающая систему этики, не имела такого большого объема, как соответствующие труды М. Шелера и Николая Гартманна. В этике, а также в книге «Бог и мировое зло» я объясняю все виды зла, все несовершенства вселенной очень просто, выводя их из эгоизма субстанциальных деятелей, ведущего их к удалению от Бога и взаимному равнодушию иЛи даже борьбе друг против друга. Даже природные катастрофы, извержения вулканов, наводнения, разгул стихий и все несовершенства природы можно объяснить таким образом, исходя, конечно, из метафизики персонализма, то есть из учения о том, что даже электроны, атомы, растения, животные суть потенциальные личности и все эти типы жизни выработаны ими самими.
Французский экзистенциалист Сартр говорит, что философы полагают в основу своих учений сущность (essentia) предметов и потом уже ставят вопрос о том, какие сущности обладают существованием (existentia). Экзистенциалисты же начинают с впороса о существовании, потому что всякое существо само творит свою сущность, то есть само свободно вырабатывает свой характер и потому ответственно за него. Мой персонализм именно и есть такое учение. Но оно глубоко отличается от экзистенциализма Сартра. Всякое существо есть сверхвременный и сверхпространственный деятель, ответственный за то, вносит ли он в мир своим характером и поступками добро или зло, потому что он не только свободно творит свой характер и поступки, но еще и, по крайней мере, в подсознании связан со всею системою ценностей, а потому может, если правильно использует свою творческую силу, вступить на путь абсолютного добра и тогда удостоиться стать членом Царства Божия. Учение о свободе, о системе ценностей и о возможности реализации абсолютного добра можно развить не иначе, как на основе религиозного миропонимания, согласно которому мир есть творение Бога, всемогущего, всеведущего и всеблагого. Атеистическая философия Сартра не может объяснить свободы и ответственности деятелей, из которых состоит мир; она поэтому есть учение, не продуманное глубоко и висящее в воздухе без фундамента.
Приблизительно в 1935 г. ко мне приехал из Берлина молодой немец Евгений Францевич Ассманн. До первой войны его родители жили в России. Он родился в России и говорил по–русски, как русский. Во время войны правительство, относившееся к немцам с подозрением, сослало его семью на восток Европейской России в какую‑то болотистую местность. Мальчик Ассманн заболел там туберкулезом; благодаря своему могучему телосложению он преодолел эту болезнь, но она в значительной степени разрушила сетчатку его глаз, так что зрение его было очень слабое. В Германии он, как немец, пострадавший от войны, получил от правительства небольшой домик на окраине Берлина (Frohnau, Sen- heimer Strasse 17) и занялся своим образованием. Изучая философию и желая получить степень доктора, он обратился к профессору Берлинского университета Николаю Гартманну, советуясь о том, какую тему взять для диссертации. Гарт- манн предложил ему написать диссертацию о моем интуитивизме. Ассманн сказал, что это, вероятно, что‑нибудь несерьезное, не содержащее в себе точно выработанных философских понятий. Гартманн ответил ему, что, наоборот, мои работы отличаются большой систематичностью. Николай Августович Гартманн был прибалтийский немец; он знал русский язык в совершенстве и читал мои книги по–русски.
Когда Ассманн познакомился с моим интуитивизмом, он увлекся им и несколько раз приезжал ко мне в Прагу, чтобы пользоваться моими указаниями и разъяснениями. Он собирался написать весьма обстоятельную книгу о моей гносеологии и говорил, что можно доказать влияние моего интуитивизма на немецкую философию.
Евгений Францевич был очень привлекательный молодой человек, совмещавший в себе лучшие качества немецкого народа. Несмотря на бедствия, пережитые в России во время войны, он любил русский народ и русскую культуру. Он писал даже стихи на русском языке и печатал их на свои средства. Особенно увлекался Ассманн Достоевским. Он задумал издать сборник статей о Достоевском и предложил мне написать большую статью об отношении Достоевского к проблемам общественной жизни. Я согласился взяться за эту работу, потому что в течение многих лет, читая и перечитывая Достоевского, я записывал основные мысли его о Боге, о Христе, о ценности личности и т. п., но также и о социализме, о характере русского народа, о пережитом им «перерождении убеждений». Я начал читать литературу о Достоевском. Через полгода получилось письмо от Ассманна о судьбе сборника. Он обратился в управление по делам печати, чтобы получить разрешение на печатание сборника, но получил ответ, что печатать книгу о Достоевском не разрешается потому, что его мировоззрение не соответствует героическому идеалу немецкого народа. У меня к этому времени накопилось столько материала о Достоевском, что я решил написать книгу о всем мировоззрении его и дать ей заглавие «Достоевский и его христианское миропонимание». Таким образом я до некоторой степени исполнил совет Николая Васильевича Тесленко, который однажды сказал мне, что я должен написать книгу о ценности христианства наподобие книги Шатобриана „Le g£nie du Christianisme". Я тогда купил эту книгу Шатобриана, но, почитав ее, нашел, что она скучна, и не дочитал ее до конца. Теперь, понимая, что у меня нет достаточных знаний о христианстве в целом, я решил использовать одну из разновидностей христианства, именно понимание его таким гением, как Достоевский. Книгу эту я написал, как апологию христианства посредством понимания его Достоевским.