За несколько дней до Мюнхенского совещания Чехословакия энергично готовилась к войне; войска шли к укрепленным границам Чехословакии. Укрепления эти в Судетах, говорят, были последним словом французской военно–инже- нерной техники. Если прибавить сюда воодушевление, с каким чешские войска шли на защиту своей родины, то можно быть уверенным, что немцам недешево обошлась бы борьба с ними. Видя все, что происходит, мы были уверены, что через несколько дней начнется вйона, и первым делом нем цы произведут страшный воздушный налет на Прагу. Поэтому мы наняли комнату в Збраславе и поехали туда, чтобы спастись от этой опасности. Вечером в день Мюнхенского предательства мы пошли к знакомым русским, у которых было радио. Мы слышали по радио речь президента Бенеша, который сказал, что Великобритания и Франция потребовали отдать Гитлеру пограничные области, где немцы составляют большинство населения; Чемберлен и Даладье угрожали, что если чехословацкое правительство не согласится на это, оно будет иметь против себя военную силу не только Германии, но также Великобритании и Франции. Сердце разрывалось, когда мы слышали эту речь главы правительства, сообщавшего о бесстыдном насилии великих держав над маленьким народом, героически готовившимся защищать свою свободу.
Гитлер стал после Мюнхенского сголашения определять, какие области Чехословакии отходят к Германии. При этом он нагло издевался не только над Чехословакиею, но также нам Великобританиею и Франциею. В самом деле, он отнял у Чехословакии даже и некоторые области, слабо заселенные немцами; при этом он во многих местах перерезал железные дороги, необходимые для сообщения чисто чешских областей друг с другом. После того, как он окарнал Чехословакию, остался огрызок этого государства, неспособный к самостоятельному существованию. Прав был великий государственный ум и благородный политик Винстон Чер- чильь, сказавший после Мюнхена: «Вам предстояло выбирать между бесчестием и войною; вы выбрали бесчестие, вы получите войну».
Профессор Маршалл, предвидя приближение европейской катастрофы, прислал нам телеграмму с предложением иммиграции Андрея в Соединенные Штаты. Мы ответили, конечно, согланием и в 1939 г. за месяц до оккупации Чехии Гитлером Андрей уехал в Америку. Там, при содействии профессора Маршалла ОН поступил в New Haven’e в Yale University,, как graduate student, то есть как студент, работающий в семинариях, готовящийся к экзамену на степень доктора и к писанию докторской диссертации. Имея хороший аттестат Лондонского университета, он получил стипендию.
В марте 1939 г. Чехия была оккупирована Гитлером. Он отделил от нее Словакию, придав ей вид самостоятельного государства, а Чехия была превращена в «Протекторат Boh- men und Mahren» (то есть Чехия и Моравия).
Бесчисленны были унижения, которым подвергались чехи, не говоря уже о евреях, принужденных носить на груди желтую шестиконечную звезду. Все высшие учебные заведения были закрыты и получать высшее образование чехи могли только в немецких учебных заведениях под условием отречения от своей чешской национальности. Мы, русские эмигранты, должны были представить доказательство того, что среди наших предков не было евреев. Когда князя Петра Дмитриевича Долгорукова допрашивали об этом, он насмешливо ответил: «Я не знаю: я не могу ручаться за свою бабушку, что она не согрешила».
Когда Гитлер начал войну и завоевал Польшу, С. И. Гессен, бывший профессором в Свободном университете в Варшаве, принужден был найти способ доказывать, что в нем нет еврейской крови. Он был незаконный сын Иосифа Владимировича Гессена, усыновленный им. Он доказывал, что Иосиф Владимирович не был его отцом. К счастью, гестапи- сты не знали книги воспоминаний Иосифа Владимировича, в которой сказано, что Сергей Иосифович его сын. Меня в Праге пригласил к себе профессор Немецкого университета Отто и расспрашивал о происхождении Гессена; я знал, какую он придумал уловку для защиты от гестапистов, и подтвердил его слова.
Философский факультет в Немецком Карловом университете был разгромлен. Профессор Утиц был удален, как еврей. Профессор Краус, тоже еврей, благодаря хлопотам своего секретаря Г. М. Каткова, получил разрешение вместе с секретарем уехать в Англию. Остался только профессор Отто, который занимался не столько философиею, сколько педагогикою. Он был поэтому в затруднении, как оценить диссертацию Сергея Александровича Левицкого о свободе воли, как условии познания истины. Левицкий, мой ученик, был сторонником моей гносеологии и метафизики персонализма. В своей диссертации он доказывал, что познающий субъект, критикуя суждения с целью отличить истину от лжи, должен быть независимым от своей психо–физической организации и обладать свободою воли. Отто пригласил меня, чтобы посоветоваться об этой диссертации, и я вкратце изложил ему сущность ее. Когда в университете происходило торжество вручения докторантам их докторских дипломов, я пошел посмотреть на это зрелище. Три молодых человека стояли посреди зала, — два немца и Левицкий. Один из немцев получил степень доктора за диссертацию «Пуританизм, как источник английского лицемерия». Эта тема диссертации, дающей право на ученую степень, — великолепный образец падения науки в тоталитарном государстве.