А то помню дедушку еще у него на дому, в его хорошенькой гостиной. Даже стулья помню, которые там стояли: темного красного дерева, спинки в виде лиры, с лебедиными, согнутыми крючком головками. У двух окон в уголках два вольтеровские кресла стояли, на одном дедушка сидел, в коричневом бархатном сюртуке, рубашка с большими брыжжами[33] и на голове у него белый, как снег, колпак. В руке трубка с мягким волосяным чубуком, а сама трубочка узенькая, белая, фарфоровая, и на ней черною краскою домик и деревцо нарисованы. На окне около деда большая фарфоровая чашка с кофе, вся золотая с портретом. Сам дедушка прелестный, полный, румяный, высокого роста старик; на голове у него не было ни единого волоска; в гости он ходил в седом парике, а дома прикрывал свою голову белым вязаным колпаком. Покойница маменька рассказывала мне, что я малюткой просто влюблена была в своего деда! Когда она, бывало, приведет меня к нему и поднимет на руки, чтобы я могла поцеловать его, я вся затрясусь от радости, мгновенно сорву с него колпак и жадно вопьюсь губами в его лысину… Помню тоже, в другом углу против дедушки, на таком же вольтеровском кресле, какую-то бледную тень человека в белом халате, с страшно исхудалым лицом, который все кашлял и плевал в хорошенький тазик красной меди на львиных ножках. Этого несчастного больного я боялась и глядела на него только издали…
Это был старший сын дедушки, граф Александр Петрович Толстой, известный весельчак, остряк и забавник Павловского и Александровского времени, который после бойкой придворной и светской жизни угасал от злейшей чахотки в доме отца своего… Он скончался 22-го августа 1819 года, а я родилась 3-го октября 1817 года; стало быть, мне было два года, когда он умер, а я его помнила! и его тазик красной меди на львиных ножках, позабытый всеми, помог мне доказать мою правоту; что я помнила точно сама, а не со слов старших. Раз как-то, когда мне было уже лет 15, отец разговорился о своем покойном батюшке; я прислушалась, прервала его и спросила:
— Папенька, а куда же девался тот другой дедушка, который всегда сидел против моего дедушки?
— Про кого это, она говорит? — спросил отец мой, взглянув на маменьку. — Неужели про брата Александра?