После нескольких лет на Кавказе Михаил Ильич вышел в отставку и окончательно поселился в Дедове, где и вырастали его дети. Еще на Кавказе Александра Григорьевна познакомилась с молодым ботаником Бекетовым[58], который впоследствии женился на младшей ее сестре Елизавете. Любимая старшая сестра моей бабушки Надежда вышла замуж за доктора Н. Эверсмана[59] и переселилась в Уфу. Третья сестра Софья Григорьевна осталась в девушках и жила с матерью в подмосковном имении Трубицыне, Дмитровского уезда[60], верстах в десяти от тютчевского Муранова. По смерти матери Софья Григорьевна получила Трубицыно в полную собственность и жила в нем одна, приютив одинокую старушку, свою двоюродную сестру, Елену Валерьяновну Никольскую[61].
Начертим теперь генеалогическое дерево Карелиных и Коваленских.
Карелины
Коваленские
Софья Григорьевна, о которой будет много речи впереди, была добрейшая, но страстная, не знавшая меры ни в своих симпатиях, ни в антипатиях. К Михаилу Ильичу она относилась со страстной ненавистью и, считая его глухим, в его присутствии говорила о нем всякие нелепицы и гадости. Кроткий Михаил Ильич делал вид, что он действительно ничего не слышит, но потом с грустью признавался жене: «А ты знаешь, ведь я все слышу, что говорит о мне Соня». Вся семья Коваленских представлялась Софье Григорьевне развратной и грязной, и притом… каких только грязных развратников не возводила она на пьедестал, если ей доводилось их полюбить… Но не будем забегать вперед. Андрей Николаевич Бекетов в те годы еще только начинал свою ученую карьеру и некоторое время жил с семьей в Дедове; девочки его подрастали вместе с детьми Коваленских. С Бекетовыми вошли в дедовскую жизнь молодые профессора-естественники: Ильенков и знаменитый впоследствии Мечников[62]. Андрей Николаевич Бекетов был самым близким другом моей бабушки и оказывал большое влияние на старших ее детей — Александру и Николая, для которых «дядя Бекетов» остался навсегда авторитетом. В моем детстве он наезжал иногда в Дедово, седой, с мясистым, некрасивым, но очаровательным лицом, в легкой серой крылатке, с парижским изяществом в манерах.
В то время в журналах печатались лучшие романы Тургенева, «Война и мир» Толстого. По вечерам семья собиралась слушать новые главы этих романов, и читала вслух обыкновенно Софья Григорьевна, до старости лет мастерски читавшая русских классиков. Наконец, моя бабушка и сама взялась за перо. Не думая о широкой публике, она написала семь сказок для своих детей. Сказки эти оказались так прекрасны, изящны и полны нравственного смысла, что по совету родных и знакомых Александра Григорьевна издала их в свет под названием: «Семь новых сказок». Живший в Дедове художник Саврасов сделал к этим сказкам прекрасные иллюстрации[63]. После успеха первой книги бабушка начала много писать и печатать. Не одно поколение выросло под обаянием этих сказок[64], полюбило «серебряную росу», которой умывается месяц, разъезжая по ночному небу в своей колеснице, и царевну-глупочку, и соловьев Коняшина пруда, и дуб, и долину, и голубку, воркующую: «Живите мирно…» Александра Григорьевна явилась русским Андерсеном, хотя, приступая к литературе, еще не была знакома с произведениями этого писателя. Все у нее дышит природой, а природа полна аллегорий и символов: сорока символизирует пошлость, аист — семейственность, фиалка — скромность и чистоту сердца, голубка — мир и любовь, паук — добродушную деловитость, соловей — поэзию и семейственность; в одном рассказе действует злой дух — анализ и добрая фея — фантазия. Под влиянием одного спора с Мечниковым Александра Григорьевна написала юмористический рассказ «Мир в тростнике»[65]. Будущий великий ученый прочел и очень рассердился. В глубокой старости моя бабушка сблизилась с поэтом Эллисом[66], и он познакомил ее с Новалисом, Роденбахом и Метерлинком[67]. Александра Григорьевна узнала в этих символистах родственные ей души, и это ее последнее увлечение было причиной многих ее споров со мной, так как я всегда стоял за классицизм и реализм, а символизм допускал только в такой классической форме, каким он является у Гете и Данте и в литургической поэзии.
58
Андрей Николаевич
59
Николай Эдуардович (?)
“Имение Трубицыно было приобретено в 1842 г. и оставлено в наследство С. Г. Карелиной, единственной из дочерей, не вышедшей замуж.
61
См. запись Блока за 27 января 1912 г.: «Тетя Лена умерла ударом и уже похоронена. Я даже фамилии ее не знаю; помню все, что с ней связано для меня: ворчба на нее тети Сони (“она была тосклива”, — пишет она). Бесконечные анекдоты Сережи <…>. Декламация Расина. Послание Тютчевым: Чтобы ехать к вам в Мураново,
Надо быть одетой заново,
У меня ж на целый год Старый ваточный капот.
Так меня к себе уж лучше вы Не зовите в гости, Тютчевы»
62
Павел Антонович
63
См.:
64
См.: «Александра Григорьевна была несомненно талантливая писательница. Книги ее написаны литературно и живо, со знанием крестьянского и отчасти мещанского быта; местами там, где выступает фантастика, они отзывают балетом. Теперь они уже устарели, но в свое время были очень ценны. Это во всяком случае хорошее чтение, и, несмотря на наивную морализацию и некоторую сентиментальность, книги Коваленской заслуживают похвалы и сыграли заметную роль в то время, когда наша детская литература была еще очень бедна и по большей части пробавлялась переводами с иностранных языков»
65
Рассказ вошел в книгу А. Г. Коваленской «Рассказы и сказки для детей» (СПб., 1885. С. 236-247).
66
«О наездах на Дедово» поэта и теоретика символизма Льва Львовича Кобылинского (псевдоним
67