«Что же это такое, – думаю, – опять купаться?»
– Утонул бы, – отвечаю.
– Милый… – шепчет она.
На мосту стоит толстый исправник, станционный жандарм и еще кто-то. По воде ведут невод. На берегу народу – весь поселок.
– Теперь все едино, – кричит голос, – опоздали. Не откачать.
– Это наши-то не откачают?
Все ринулись к неводу. Исправник впереди. Жандарм говорит:
– Хучь увыпей ее усю, реку, а его чтобы достать!
Невод волокут по берегу. В мотне плещется, блестя чешуей, освещенная луною рыба.
– Нету!
«Это меня ищут, – думаю я, – дали знать на станцию исправнику. Меня ищут…»
– Вы у нас ночуете? – спрашивает новая дама. – Наверху я приготовила для вас комнату – светелку…
– Но ведь мне, сударыня, из любви к вам надо еще топиться?
– Ах, какие глупости. Какой вы, право!
Бежит Петр Сергеевич, запыхался, кричит:
– Опять утопился, вот дурак-то. Я так и знал.
Увидав меня, остановился в недоумении:
– Вот он. Где же утопленник?
Петр Сергеевич пьян.
– Что это вы с ним делаете? – обращается он к моей новой даме. – Довольно вам, молодой человек! Не верьте женщинам. Анна Васильевна, фюить, дудки! Нет, из-за прекрасных глаз не утону. Уж как вам угодно-с фюить!
Затем мы жарили лещей, а перед дачей на лужке сидели крестьяне с неводом и еще какие-то люди. Варили уху. Серьезно и деловито пили водку по очереди, ровно, закусывая ветчиной с хлебом. Серьезный народ. Крестьяне говорили:
– Завтрева второго найдем. Поди, где теперь? Ночью-то… Утопленника-его надо сразу брать, не то ён уйдет. Бывало дело, сколько таскали! Завтра откачаем. Одново раза сердягу качали, ну что! Фабришные индо руки ему все повывернули, а он ништо: храпит. Зачали ему на брюхо прыгать, приказывали: «Выпушай воду, сволочь!» – а он ништо, так и помер.
Подали на стол жареных лещей. Исправник сел посредине. Опять пили, опять пир горой. Исправник – большой седой старик, усы белые торчат вперед. Говорит – как будто плюнуть хочет:
– Медаль спасения утопающего получить нелегко: по представлении губернатором министру внутренних дел. Помилуйте, если так будут давать, тогда – вот я купаюсь и говорю: «Тащите меня, братец». Ну и тащит приятель. «Медаль пожалте!» Па-а-азвольте!
– Нет, па-а-азвольте, – говорит Петр Сергеевич. – Я ему веревку, а то – ау! Верно, – обращается он ко мне. – Па-а-аз- вольте! Хоть он это и из-за бабы, конечно, ерунда, но все же утопленник. Па-а-азвольте.
– Ура, – кричат на лугу. – Еще полведра. С ангелом вас! Кто именинник? Исправник – именинник. Вот он. Ловко!
– Да, – говорит исправник, – есть тот грех.
Начинается все сначала. Доктор входит. С ним моя актриса.
– Позвольте представить вам, – заявляет он, – виновница спасения, то есть не спасения, а торжества: Вера из «Оврага».
– Как-с? – спрашивает исправник.
– Из «Обрыва», – поправляет красавица.
– То есть – из романа Тургенева или Гончарова, все равно, – не смущается доктор.
Сквозь звуки рояля, пения и песен на лугу, я слышу шепот моей новой дамы.
– Пойдемте, я вам покажу комнату.
Ну и жизнь была… Только где вы, прекрасные мои дамы? Где и вы, актриса моя, Вера из «Оврага»?
Не знаю, которым по счету, но все же и я ведь был вашим… утопленником.
Толстовцы
Близ города Рузы, Московской губернии, жил я летом у приятеля своего, крестьянина Комаровского. По приезде к нему в глухую деревню увидел я по другую сторону небольшой речки деревянный дом-усадьбу, стоявший на возвышенности. Позади усадьбы был большой сад, а от крыльца спускались к реке тропинки. По этим тропинкам шли люди. Они несли ведра к речке и, набрав воды, уходили к небольшой деревне, поблизости от дома, где я остановился. Люди были в поддевках и рубашках, похожие на крестьян, но в шляпах, – самый характер их внешности был какой-то другой, не крестьянский.
– Что это за люди? – спросил я у Комаровского.
– Толстовцы, – ответил он. – Они здесь живут, в доме-то. Сняли на лето и живут. Их человек тридцать пять, все молодые, и девицы. Воду носят в деревню, помогают крестьянам в труде. Они – кто их знает? – молчаливые. Живут дружно, не пьют, не курят. Тихие. Да крестьяне не больно их любят. Я-то хорошо не знаю. Так, люди молодые, учащиеся, а летом в деревне хорошо, дешево, ну и живут здесь…
Я писал с натуры красками. Сидел у речки. Берега ее покрыты ольхой. Лето. Вся небольшая речка в бочагах. Два крестьянина ловят рыбу. Ходят в воде по пояс, подводят сеть под кусты и бьют по ним палкой – батают, то есть выгоняют рыбу от берегов.
С того берега реки подошел один из толстовцев и, сказав «Бог в помощь», стал тоже бить палкой по берегу и по воде.