По прошествии содержания моего в оковах девятнадцати дней, оные с меня сняты, и я двоекратно к графу призван был в странном виде: голова острижена, одежда худа, единой только овчинной тулуп, и тот залощеной, будучи в заключении, от грязи. Граф, взирая на меня, что помышлял, о том знать было не можно, а только спрашивал о земледельстве, каким образом разумножить посев льна, удобрить землю и прочая; а обо мне будто ему и дела не было, только, по-видимому, укоряла его совесть, что я, первоначальный в вотчине управитель, не сделав чрез четыре года управления пороку, доведен в такой поругательный вид и состояние, якобы сущий осужденный. Особливо постыдно ему было, когда я призван был к нему, на то время приехал граф Александр Сергеевич Строганов[65] и, увидев меня в таком виде, спросил у него: что это у вас за чудо? На что он, усмехнувшись, ответствовал, что Девальс ему то наделал.
Итак, мало-помалу избавился я невольного содержания и вскоре потом, июня 12-го числа, управил Господь не по хотению графскому, а особливым случаем. Жил у него в доме для пропитания подполковник Авраам Иванович Ушаков. Тот, по своему проворству и хитрости, входил к графу в доверенность и обнадежил ехать в вотчину и рассмотреть все обстоятельства, учредить порядки, в пользу графскую следующие; причем уже на Девальса полагаемы были хулы; к тому ж подпал он к следствию по опасным фальшивопровезенным заповедным товарам, к коему его требовали, почему он вскоре, после моего из Пскова отправления, получал о том предосторогу, сам искал себе убежища, и вся партия его рассыпалась. Граф, таким образом, лишившись Девальса, охотно согласился Ушакова в вотчину отправить, который, для узнания тамошних обстоятельств, настоял, чтоб меня с ним отпустить; но граф того сделать не хотел. Однако ж, Ушаков превозмог своим требованием и взял меня с собою. Приехали в Велье 22 июня, прожили до 2 августа. В то время чрез довольные обо мне любопытства Ушаков нашел, что я пострадал безвинно и удостаивал паки к правлению вотчиною, но поелику дело мое во Псковской провинциальной канцелярии не решено было и настояла опасность отдачи меня в солдаты, то, во избежание сего, оный Ушаков, возвращаясь в Петербург, взял меня с собою.
В тот мой приезд в Велье впервые свиделся с родительницею, женою и дочерью, которые во все время гонения Девальсова странствовали в бегах, покинув дом и все свое иждивение. В доме моем жили определяемые Девальсом на место мое управители: поручик Арсеньев, прапорщик Баравинов и прочие. Пожитки мои неоднократно описывали и печатали, но больше для растащения, ибо мы собрались в дом свой, имеющий только стены и негодный дрязг, но в последовании времени наиболее обогатил нас Господь Своим милосердием.
Когда с Ушаковым приехали мы в Петербург, рекомендовал он графу обо мне и о достоинстве моем, почему положено дать мне место приказчика к таковому ж управлению крестьянами. Итак, с 1 октября 1765 года определен я в мызу Колтыши приказчиком, в коем было по ревизии мужеска полу пятьсот тридцать семь душ. Зимою перебрался я туда с женою и дочерью, а мать свою оставил жить в Велье, в доме своем. В той мызе находился я только 1766 года июня по 24-е число в вожделенном спокойствии. Потом, по требованию вышепомянутого псковского воеводы Познякова, к решению недоконченного обо мне дела сыскан и отведен под караулом в Санкт-Петербургскую губернскую канцелярию, для пересылки во Псков. Паки оскорбление меня постигло, паки подпал я заключенному содержанию, в коем чрез две недели счислялся колодником. Почтение мое из приказчиков, в числе невольников, уничтожилось, и я паки смирился до крайности, даже получал от подаваемой колодникам милостыни участие. Вот как на свете все превратно!
65
Строганов А. С. (1733–1811), граф — президент Академии художеств, меценат и благотворитель.