Я потом долго размышлял, почему так? И пришёл к выводу, что, творя безобразия в собственной стране, власть имущие потом боятся того (и только того), что произошло в России в 1917 году. А с иностранцами …. Их бояться не стоит, у нас есть и термоядерное оружие и средства их доставки. Свои плохого о себе должны знать как можно меньше.
Своеобразным человеком оказался секретарь парткома КПСС на УБЖД. Он был освобождённый секретарь. С Украины, из города Харьков. Речи на собраниях говорил правильные с партийной точки зрения, а вот в остальном…. Думаю, что больше его среди советских специалистов на УБЖД никто не употреблял алкоголь. Ну, конечно, валяться он не валялся, но с употреблением оного замечался часто. Ловкие «специалисты» уловили эту слабость и стали его угощать …. и часто. Он был «благодарным» человеком. В чём это выражалось? Однажды мне главный инженер столичного локомотивного депо рассказал, что по пути в управление дороги он встретил двух своих специалистов, идущих из управления. Время утреннее. Он спросил их, почему они самовольно покинули рабочее место в депо? Те ответили, что были в парткоме, где получили награды. Распахнули куртки, и главный инженер увидел у них на груди по монгольской медали. Где наш «генсек» раздобывал их, неизвестно, но награждал собственноручно в своём кабинете и без свидетелей. Один из награждённых был откровенный лодырь. Второй нормальный труженик, но замечались по вечерам в парткоме оба и часто. Прибыли оба с Украины. Представляю, как вернувшись на Родину, они этими медалями козыряли перед неосведомлёнными коллегами.
Другой пример. Рассказывал председатель профкома советской части специалистов. Для советских специалистов через посольство поставлялись дефицитные товары. Чтобы этот товар получить, надо было обратиться в советский магазин и предъявить специальный талон, который по-монгольски назывался «бичик». На талоне было название товара. Председатель профкома приносил и раздавал по одному «бичику» каждому специалисту. Это бывало, по-моему, раз в три месяца. «Бичик» был небольшого размера. Но прежде чем начать раздавать, он заходил в партком, где открывал перед секретарём портфель с «бичиками». Секретарь, как говорил председатель профкома, запускал туда руку и вытаскивал «разрешениий» (так переводилось то слово на русский) столько, сколько в неё входило. Этими «своими» «разрешениями» он распоряжался сам.
Старожилы помнят, что М.С. Горбачёв, став Генеральным секретарём, начал бороться с пьянством. Проводилось массовое мероприятие среди населения. Боролись и в рядах советских специалистов в МНР. Секретарь парткома поручил своей секретарше, (полагалась и такая должность) собрать со всех советских специалистов (а в загранкомандировку беспартийных почти не направляли) торжественные обещания завязать с пьянкой. Спросила она такую бумагу и с меня. Я к тому времени уже года три не употреблял алкоголь, позволял себе только на Новый год бокал шампанского. (Занятия бегом этому благоприятствовали – росли результаты!). Поэтому мне не составляло труда поклясться в этом перед партией. Но я знал, что сам секретарь парткома очень щедро «заливает себе за воротник». В тоже время он знал, что я алкоголь не употребляю. Но бумагу поручил с меня взять – «перед законом все равны». Я спросил секретаршу, а её шеф эту бумагу написал? Ответ был отрицательный. Тогда я заявил, что напишу свою «клятву» только после того, как увижу аналог и секретаря. Через несколько дней секретарша мне показала его заверение в «верноподданических чувствах» перед ЦК КПСС. Пришлось написать заверение и мне.
Понятно, что я стал неприятен не только монгольским руководителям партии (сразу забраковал трёх ведущих специалистов в локомотивном хозяйстве, в отличие от предшественников, которые им пели дифирамбы), но и местному партайгеносу. Ему очень хотелось избавиться от меня. А это можно, только вернув меня в СССР. Слабый повод для этого у него появился. Однажды я звонил в кабинет советских специалистов в депо. Там снял трубку один специалист и начал меня пытать: кто я, зачем звоню, кого надо. Голос чванливый. Я разозлился и заматерился. Подчёркиваю: не обматерил, а заматерился. Конечно, я назвал себя, и «проинструктировал» его, как надо говорить, когда снимаешь трубку. Нецензурные слова я употребляю крайне редко. Поэтому этот специалист скорее от удивления рассказал другим специалистам о моём употреблении нецензурного слова. Дошло до секретаря парткома. Тот начал формировать против меня «дело». Мне об этом тоже стало известно. Я вновь позвонил тому специалисту и извинился, сказав, что я тоже не люблю эти слова. А тогда просто вырвалось.