Запомнилось мне одно крушение. Рассказал о нем машинист, с которым до его отпуска я ездил помощником. По возвращении из отпуска он вел поезд, который назывался «чановой». Этот поезд состоял из тепловоза и одной цистерны и развозил воду по станциям – пустыня, вода дефицит. А с другой станции ушли платформы с туфом, видимо, были плохо закреплены, и пошли под уклон ему навстречу. Произошло столкновение, и американский тепловоз серии «Да» сорвало с тележек, и он по этому туфу прокатился как по льду. Машинист и помощник остались живы. Дело было ночью. С той станции, откуда ушли платформы, звонили пограничникам, просили предупредить машиниста. Как? Чем-нибудь красным. Машинист говорил: «Видел я красные ракеты, и что»?
Еще один случай, скорее трагикомичный. Поезд тронулся со станции и едет на небольшой скорости, вдоль железной дороги метрах в 50 идет автомобильная дорога. Машинист увидел, что впереди по дороге бежит мужчина, а за ним в отдалении несколько человек. На всякий случай поезд еще сбавил скорость. Мужчина забежал на переезд и лег на рельсы. Поезд подъехал и встал, машинист вышел и подошел к мужчине.
– Ну и что лежишь?
– Жить не хочу, режь!
– Знаешь что, за передние колеса я отвечаю. Ты пройди назад и там ложись, а я поеду.
– Вот гад, и правда ведь зарежет!
И ещё одна “деталь” запомнилась из поездной практики. Один из машинистов, с которым мне довелось ездить около месяца, отличался от всех остальных тем, что ночью ему обязательно надо “дремануть, хоть минут пятнадцать!” Так он в последствие мне свою слабость объяснил. А сразу это меня удивляло. Иногда вызывают в поездку в полночь, и потом ты едешь всю ночь. Самые трудные часы с четырёх и до семи утра. Вот в это время я замечал, что упомянутый машинист ведёт поезд, спит и уверенно нажимает рукоятку бдительности после появления свистка ЭПК. Рукоятка тогда устанавливалась под потолком кабины. Глаза машинист не открывал, голова тоже находилась в прежнем спящем положении. Понятно, что я в это время в дизельное помещение не ходил, а следил за перегоном. Однажды решил “помочь” машинисту. Встал за его спиной и, как только раздался свисток электропневматического клапана (ЭПК), нажал на рукоятку бдительности. Машинист открыл глаза и спрашивает “В чём дело?” Вот такую “дружбу” машиниста и прибора бдительности я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Думаю, что не он один так водит поезда.
Уезжали из Ашхабада 3 февраля. Вернее, улетали. Ведь мы хорошо зарабатывали! В последний день сходили в баню. Шли из бани в белых рубашечках. Пиджаки сняли. На улице было +18.
В Ташкенте пересадка. Там шёл дождь. Далее с посадками, но без пересадок, летели до Хабаровска. В Хабаровске приземлились под утро. На улице -28 и сильный ветер! С женой была предварительная договорённость, что встречаемся утром на вокзале и едем пригородным поездом на Хор. На Хору от вокзала до дома моих родителей 1,5 км. В общем, резкая смена климата, влажные носки, летние туфли и кожаные перчатки стали следствием обморожения одного уха и пальцев обеих ног и рук. До этого случаев обморожения у меня не было.
Дипломное проектирование запомнилось тем, что с нами готовил проект и заместитель начальника локомотивной службы А.М. Коц. Писал добросовестно. Он был освобождён от работы на весь период проектирования и защиты. Диплом инженера у него был, но паровозника.
А защита проекта запомнилась, кроме всего, тем, что у меня по спине ручьём стекал пот. Получил оценку “Отлично”. Но ещё больше запомнилась защита дипломного проекта Г. Куркиным. Я с ним жил в одной комнате, болел за него. Он единственный из нас что-то изобрёл. Им был спроектирован “свой” ускоритель запуска тепловоза. Со всеми расчётами и выкладками. Но информацию об этом зевающая комиссия прослушала. А на дополнительные вопросы (о высоте ворот в цехах) он не ответил. Как истинный инженер-конструктор он считал, что для этого есть справочники. И голову этим не забивал. Оценку получил “Хорошо”. И лишился диплома с отличием.
В этот день наш Гриша впервые в жизни напился. А я тогда пришёл к выводу, что он не там учился.
Что запомнилось об институте ещё. Я тогда видел двух первых космонавтов: Ю.А. Гагарина и Г.С. Титова. Правда, Гагарина мы бегали встречать, когда он ехал из аэропорта в гостиницу, которую называли резиденцией Эйзенхауэра. Он ехал в открытой машине с командующим военным округом. Сзади сидела его жена. Вид у неё был измученный. А Юрий Алексеевич стоял с поднятой рукой и “по-гагарински” улыбался. Потом мы добежали за машиной (а двигалась она по улице Карла Маркса очень медленно) до гостиницы и начали скандировать: ”Гагарин! Гагарин! Гагарин!” Он вышел на балкон, ответил на несколько незапоминающихся вопросов, а затем, сказав, что ему надо с дороги умыться, удалился. А летел он тогда в Японию.