У кого-то из нашей бригады родилась идея. Проверить, как американцы пьют водку. Провозгласили вечер дружбы народов. В Новосибирске сбегали за водкой. В купе много не поместиться не могло, поэтому компанию составили 4 на 4: четверо американцев и четверка из нашей бригады. Я вошёл в неё. У нас тогда только что была издана книга об убитом президенте США Джоне Кеннеди. Её мы показали “старому” американцу. Он с интересом стал её рассматривать. Когда дошёл до страниц с фотографиями о Куклус-клане, сказал, что это пропаганда (это слово и на английском языке звучит также) и вернул книгу.
Американец – папа был весьма толст, как их тогда и рисовали наши Кукрыниксы. Интересовался, сможет ли он в Москве купит брюки соответствующего размера. Мы ему показали нашего машиниста Суздальцева, аналогичного размера, и объяснили, что у него проблем с брюками нет. Водки за вечер выпили по 0,5 на мужчину. В конце пришли к выводу, что американцы умеют пить не хуже нас!
В Москве я был первый раз (нельзя же брать в расчёт, что в 1940 году в возрасте один год меня родители везли через Москву из Брянской области на Дальний Восток), поэтому смотрел на всё с широко открытыми глазами. Особенно, на Кремль. Такая красота, которую раньше видел только на картинках и в кино, теперь перед твоими глазами. Потрясающе.
Когда понадобилось пообедать, кто-то предложил взять на четверых две бутылки водки. Я ужаснулся. Как можно, это же Москва! В Хабаровске в столовой этого делать нельзя, а уж тем более в столице! Опытные спутники в ответ рассмеялись. Сели за стол, разлили, выпили. Закусываем. Пустые бутылки поставили у окна за шторкой. Смотрю, идёт прямо к нам тётя с самым серьёзным видом. Ну, думаю, вот и скандал. Тётя подошла, забрала пустые бутылки и ушла. Порядок должен быть в столовой! Это значительно позже я пойму, что основной разврат к нам на Дальний Восток как раз и пришёл с Запада, в частности, из Москвы. А край ссылок – Дальний Восток – выглядел нравственно чище вплоть до начала ельцинских реформ. Значит, хороших людей ссылал сюда и царь, а потом и большевики.
Рига удивила чистотой. Это мне бросилось в глаза сразу, как сошли с поезда. Я на перроне закурил. Потом нам понадобилось перейти привокзальную площадь, чтобы сесть на трамвай. В ожидании трамвая докурил папиросу и бросил её на землю. Через некоторое время оглядываюсь, а мой окурок смотрит на меня. Я отвернулся от него, сделал вид, что не узнал. Опять оглядываюсь, а он по-прежнему смотрит на меня. Не пойму почему! В Хабаровске мои окурки не смотрели на меня, а в Риге смотрят. Потом сообразил, что вокруг чисто, и окурок единственный. Пришлось его поднять, найти на заборе вращающуюся урну и опустить окурок по назначению.
Осваивали дизель-поезда в депо Даугавпилс. Учёба прошла без проблем, нам охотно помогали. Что ещё бросилось в глаза? Отсутствие на улице пьяных. Ну не видно, и всё! Но однажды шёл я вечером из депо и увидел пошатывающуюся фигуру. Догоняю, думаю, хоть одного пьяного латыша увижу. Догнал. Не повезло, оказался русским! Понравилась старая Рига. Ни одно здание не повторяет друг друга. И все красивы. Правда, в отличие от Петербурга, там меньше разнообразие красок.
С нами был, как я уже сказал, один слесарь. Николай Смирнов. Слесарь толковый, грамотный, по характеру – скромный. Мы ремонт по заданию освоили досрочно (выходных дней для нас не было), и он отпросился у старшего группы уехать на два дня раньше, чтобы заехать к родителям. А жили они где-то недалеко от Москвы. Пригласил он и меня. Заехали.
Деревня, где жили его родители и вся многочисленная родня, находилась в 30 км от ст. Буй. Такого захолустья почти в центре европейской части СССР я не ожидал встретить. Была осень. Шли дожди. Автобус двигался от города Буй до той деревни по непролазной грязи. Асфальт там ещё и не снился. Дороги в самой деревне были такие же. Деревня располагалась на берегу реки. Все дома были рубленные и не обшитые. Под дождём брёвна почернели. Чёрные дома, чёрная от грязи дорога. И на фоне этой черноты выделялась позолоченными куполами и цветными стенам церковь. Контраст! Как будто специально, чтобы люди шли в церковь, а не в грязный и такой же чёрный клуб. Вечером с Николаем для интереса зашли в “очаг культуры”. Там были танцы. Подпитые парни в кирзовых и резиновых сапогах с папиросой, прилипшей к губе, прижимали к себе в медленном танце девиц. Цвет пола я не мог разглядеть, он был под толстым слоем грязи и шелухи от семечек.