— Я сама, гражданин судья.
Я быстро запомнила его титул.
— Понимаете ли вы в чем дело, — продолжал судья. — Два владельца вас оспаривают; что бы вы сделали, если бы были свободны? Хотите быть свободны? Если вы просите у трибунала свободы, напишите заявление, подпишите его вашим именем и обозначьте вашу национальность.
Ударами по клавишам я написала:
«Я прошу свободы. Мускуби, француз».
Гром рукоплесканий раздался в зале, когда появились эти буквы.
Вытащив из машины бумагу, на которой были напечатаны эти слова. Дункле подал ее судье.
После моего допроса и допроса Адмира, судья встал и твердым голосом прочитал свое постановление:
— Во имя американского народа: принимая во внимание, что по законам свободной Америки рабство уничтожено, никто не может посягать на чью бы то ни было свободу. Принимая во внимание:
1) Что означенная Мускуби, хотя по рождению своему и собака, ссылается на свое французское происхождение, чтобы получить свободу;
2) Что она представила в трибунал ходатайство, подписанное ею;
3) Что с этого момента суд не может считаться с ней как с обыкновенной собакой, в виду представленного ею ходатайства, согласованного со всеми требованиями, предъявляемыми в таких случаях людям;
4) Что поэтому она является личностью, обладающей качествами, присущими человеку, и потому должна быть признана правоспособной в вопросах, касающихся ее, мы приказываем: немедленно даровать свободу названной Мускуби.
С другой стороны принимая во внимание:
1) Что когда именующий себя Адмиром купил так называемую Мускуби, то он имел на это полное право, так как Мускуби была назначена к продаже с аукциона французским судом наравне с другими пастушечьими собаками;
2) Что именующие себя Роже Кабассолем и Мюссидором с того времени незаконно владели ею, но при смягчающих их вину обстоятельствах, неоднократных благородных попытках первого из них найти и вознаградить владельца собаки Адмира;
3) Что этому последнему должны быть возмещены все убытки по покупке собаки;
4) Что истец не имеет права требовать больше стоимости Мускуби, как пастушечьей собаки.
Мы присуждаем означенную Мускуби, бывшую пастушечью собаку, выплатить означенному Адмиру 120 франков и даем право Мускуби обратиться к гражданам Роже, Кабассолю и Мюссидору для уплаты этой суммы.
Судебные издержки мы возлагаем на обе тяжущиеся стороны в равной мере.
Выслушав все это, я кинулась к моей машине.
Все могли прочесть:
«Да здравствует Америка!»
Меня подхватила толпа и торжественно понесла по улицам до самой гостиницы. На следующий лень громадные афиши, появившиеся на всех стенах, оповещали о продолжении гастролей гражданина Мускуби в судебном процессе нью-йоркского суда.
Гражданин Мюссидор исполнял роль судьи.
Другие роли были распределены между Роже, Тисте и Дункле, а знаменитый клоун негр Юпитер был специально приглашен на роль Адмира.
В продолжение 6 месяцев пьеса эта с необычайным успехом обошла все кантоны Соединенных Штатов: за последние места платили до 10 долларов. Мы заработали целое состояние.
Эпилог
Этим кончаются мои воспоминания. Говорят, что о счастливых днях не пишут. Но все же я хочу сообщить, что после четырехлетнего странствования по Америке, Австралии и Индии мы, т. е. Роже, Тисте, вся семья Мюссидоров и я, в одно прекрасное утро очутились перед воротами нашего старого дома, не предупредив никого.
Роже позвонил. Мария-Анна открыла дверь.
— Ах милый Роже!.. дорогой Роже!.. Моя Мускуби!..
Это все, что она могла произнести, прижимая к сердцу Роже и целуя меня. Старик Кабассоль прибежал с распростертыми объятиями, затем подошла старая тетка из Лодсвы, все плакали от радости, все смеялись, все были счастливы…
В эту минуту послышалось какое-то знакомое ржание на лугу. Это Бижу узнала голос своего хозяина и приветствовала его.
Дом принял вид прежних дней.
Мы опять, наконец, у себя, и мы никуда уже не едем.
Бижу, по-видимому, был очень доволен своим новым товарищем, моим старым маленьким пони Сириусом, который сопровождал нас во всех пяти частях света.
Тисте привел с гор моего друга — Рублотту, по-прежнему бодрую, ловкую и полную жизни.
Она оставалась моей лучшей подругой, и мне пришлось, чтобы доставить ей удовольствие, показаться еще раз в моем лиловом фраке с атласным цилиндром, которые после этого раз-навсегда в качестве трофеев были повешены в моей комнате, — у меня ведь теперь своя комната! Разве могло бы быть иначе для свободного гражданина?..