Я повернулась и виновато протянула ему лапу.
— В добрый час… ты меня узнаешь… мой знаменитый Мускуби?..
Этот голос… — Какой ужас!.. рядом со мной… против меня… — это был Адмир…
— Мы больше не расстанемся, нет… у тебя репутация — ха-ха-ха!.. Мускуби — здесь, Мускуби — там, только тобой и полны все журналы. И вот когда я узнал, что ты садишься на пароход в Лондоне, я побежал в Гавр, чтобы сесть на пароход раньше тебя… Я не хотел упустить тебя, мою Мускуби… О, конечно, нет… это ведь мило с моей стороны, скажи. Я слышал, что зарабатывают тысячи и сотни… Теперь ты будешь их зарабатывать для твоего хозяина, не правда ли. Мускуби. Это будет для твоего маленького Адмира, а не для этого похитителя чужих собак… Ха-ха, похохочут у судьи… Вор мой хозяин!.. негодяй!..
Понемногу я стала успокаиваться…
А, — подумала я, — я уже раз удрала из его когтей, неужели мне не удастся убежать во второй раз?
После более часа езды, мы въехали на нескончаемый мост, под которым проходили большие парусные суда. Скоро мы подъехали к шестиэтажному дому.
Это и была моя первая тюрьма. Адмир заставил меня войти в какую-то клетку, в которой мы быстро поднялись до его комнаты. Он запер меня двойным запором, спустился, но тотчас опять вернулся в сопровождении слуги, принесшего нам обед. Адмир меня приласкал; я удержалась, чтобы его не укусить. Мне было необходимо, чтобы он отвязал цепь от ножки кровати, куда он меня привязал. Видя меня покорной, он это и сделал. Накормив меня, он погладил. Вошел слуга во второй раз, а я удрала в приотворенную дверь… тоже во второй раз… Это произошло в одно мгновенье; я прошмыгнула между ног слуги, который растянулся на животе, с грохотом опрокинув стол со всеми тарелками, бутылками…
— Моя собака!.. Мускуби — животное!.. — послышалось за мной.
Беги за мной, голубчик, Я опрометью бросилась вниз, выскочила наружу и со скоростью зайца бежала по улицам, ища моих хозяев. Проклятая цепь волочилась за мной… Да, проклятая! На одном из поворотов улицы она зацепила за электрический фонарь и так сильно, что я никак не могла освободиться. Я пробовала пропустить голову через ошейник: невозможно! Я вспомнила тогда, что Адмир предусмотрительно стянул его, когда вез меня в карете.
Какой-то человек, плохо одетый, подошел ко мне, распустил цепь, но вместо того, чтобы освободить меня, повел далеко, очень далеко в какой-то дом, показавшийся мне отвратительным. Он заставил меня войти в него.
Ему дали монету, и он оставил меня. Меня сейчас же поместили в клетку рядом с другими такими же клетками с собаками.
Какую ужасную ночь я провела! Я поняла, что я очутилась в одной из так называемых тюрем для животных.
На следующий день моего ареста, с самого раннего утра, я увидала целую вереницу лиц, проходивших мимо, и моих сотоварищей по заключению.
Я обратила внимание при этом, что некоторых собак, которых узнавали их хозяева, — тотчас освобождали. Около полудня я увидала Адмира, который шел в сопровождении другого человека; очевидно, подумала я, он пришел посмотреть не попала ли я во вчерашнюю собачью облаву.
Он внимательно осмотрел все клетки и, на мое несчастие, остановился перед моей.
— Вот она, — сказал он своему компаньону. Этот подошел к сторожу и стал ему что-то доказывать, но я не могла разобрать о чем они говорили.
Наконец, он обернулся к Адмиру и сказал ему:
— Сторож предлагает вам представить доказательства, что собака принадлежит вам. — Вот квитанция, удостоверяющая ее покупку.
— Квитанции недостаточно; она не доказывает что вы купили именно эту собаку.
За неимением других доказательств, ему было предложено подозвать меня и погладить.
Я, конечно, на его зов не двинулась, а оскалила зубы, что могло послужить только доказательством, что для меня он был негодяем.
— Противное животное! — крикнул он, погрозив мне палкой через решетку.
Я схватила палку зубами. Это было вторым доказательством, — он принужден был уйти без палки, грубо удаленный сторожем, который принял его за вора.
Наконец, по прошествии не более часа опять отворилась дверь и Роже вместе с Дункле, Тисте и всей семьей Мюссидора пришли меня освободить. Громкие проявления моей радости оказались достаточными. Они убедили сторожа, и меня тотчас отдали моим хозяевам. На другой день весь Нью-Йорк осаждал театр Дункле. Выручка достигла двух тысяч долларов, приблизительно 10 тысяч франков.
Днем благодаря пишущей машине я могла осведомить Роже о всем происшедшем со мной. Имя Адмира заставило его нахмуриться. Дункле, со своей стороны, тоже смутился, когда вечером к нему явился судебный пристав за получением всего сбора на имя Адмира, владельца собаки Мускуби. Тут же он предъявил и повестку о вызове в суд Роже Кабассоля и Архибальда Дункле…
XVI
Гражданин Мускуби
Я, как причина судебного спора, должна была тоже на другое утро явиться в суд.
Зал суда был полон, каждому хотелось воспользоваться бесплатным представлением «грамотной собаки».
Адмиру не составило никакого затруднения представить все доказательства на право владения мною: квитанция на 120 франков, удостоверение оценщика, засвидетельствованное окружным комиссаром, и еще много других бумаг. Кроме того и Роже формально признал их, представив письма, адресованные им Адмиру, но возвращенные ему почтой, они послужили доказательством его лояльности.
Он предложил Адмиру 20.000 франков, чтобы вознаградить его за мою потерю. Это щедрое предложение, казалось, расположило судью в нашу пользу. Он стал уговаривать Адмира, чтобы тот согласился.
Напрасное старание!.. Адмир и слышать ничего не хотел.
— Собака моя, я ее купил и хочу ее иметь! — он упорно стоял на своем.
— Однако, заметил судья, — собака, которую вы требуете, далеко уже не та, какой она была, когда она от вас сбежала. Вы, по справедливости, не можете пользоваться доходами, которые получены благодаря успехам, достигнутым ею не вашими трудами.
— Кто научил читать эту умную собаку? Отвечайте, гражданин Роже Кабассоль.
— Я этого не знаю, гражданин судья. Это ни я, ни товарищ Мюссидор, который первый приютил ее после ее бегства, и от которого Мускуби ушла за мной.
— Однако же, — возразил судья, всякие знания, которыми и человек обладает, невольно вызывают мысль об его учителе, тем более у собаки. Кто учитель этого ученика? Эта собака не была украдена, она бежала по собственному желанию — это никем не оспаривается — поэтому и учитель ее имеет также права на нее. Без него собака представляла бы самую обыкновенную ценность. Может ли гражданин Мюссидор дать какую-либо справку по этому поводу?
— Я подобрал собаку вечером того же дня, как она сбежала, гражданин судья, и не я научил ее читать. Я обучил ее только цирковым упражнениям. Затем она от меня ушла за Роже, и я был счастлив, узнав, что она нашла своего хозяина. Кто ее учитель, я не знаю.
— Гражданин судья мог бы опросить непосредственно Мускуби, — предложил Дункле, — и она, наверное, ему ответит.
— Я действительно не вижу другого исхода для раскрытия истины, — сказал судья, очень довольный тем, что может тут же доставить себе удовольствие в маленьком представлении.
Дункле быстро пошел за пишущей машинкой. Зрители насторожились. В зале наступила такая тишина, что и полет мухи не ускользнул бы от внимания публики.
Дункле вернулся.
— Спросите сами эту собаку, Адмир, сказал судья. — Так как она принадлежит вам, даже по удостоверению ваших противников, то это право я обязан без всякого пристрастия предоставить вам. Мы вас слушаем. Приступайте.