Слова Фимена звучали почти вдохновенно. Англичане молчали, видимо, не вполне соглашались. Потом Хикс довольно долго говорил о том, что он полностью признает значение Советского Союза для пролетариата, но не хочет все-таки умалять роль собственных усилий британского рабочего класса.
Я считал более тактичным не принимать участия в этой дискуссии, раз голландец так хорошо сказал все, что мог бы сказать я. Я заметил, однако, что тред-юнионистские лидеры уходили с нашего вечера в несколько ином настроении, чем были раньше. Впрочем, как показало дальнейшее, слова Фимена задели их не очень глубоко.
Но если зимой 1925/26 г. наши отношения с тред-юнионистами были близки, дружественны и теплы, то несколько иначе дело обстояло с политическими вождями из лейбористского лагеря. Разумеется, полпредство имело постоянный контакт с лейбористскими депутатами парламента, но это был в основном дедовой контакт и осуществлялся он, главным образом через Англо-русский парламентский комитет. Изредка устраивались встречи с отдельными депутатами или группами депутатов и работниками полпредства где-либо в ресторане за столом ленча или обеда. Это имело свое значение и несколько "утепляло" отношения между полпредством и лейбористскими политиками. Однако ничего подобного близкому личному общению, как то практиковалось на Бичвуд-авеню, тут не было. Поэтому в отношениях между полпредством и политическим крылом рабочего движения все время ощущалась известная прохлада.
Среди лейбористских политиков в вопросе об отношении к полпредству тоже имелась известная дифференциация. Верхушка партии соблюдала большую сдержанность и даже не всегда появлялась на наших официальных дипломатических приемах. Особенно игнорировали полпредство Макдональд и Филипп Сноуден, бывшие премьер и министр финансов лейбористского правительства, две самые крупные фигуры тогдашнего лейбористского мира.
Летом 1925 г. я сделал попытку несколько растопить лед в отношениях между нами. В годы эмиграции оба они были моими близкими личными знакомыми. Теперь, апеллируя к прошлому, я написал им дружественные письма и выразил желание с ними повидаться. И что же? Сноуден ответил мне теплым письмом и обещал известить меня о дне встречи, я тщетно прождал такого извещения два года и покинул Англию, так и не увидев его. Макдональд поступил проще и грубее: его секретарша сообщила мне, что бывший премьер сейчас слишком занят и не может найти времени для того, чтобы принять меня.
Весьма характерно, что в те дни в полпредстве не появлялись такие люди, как Понсонби, который, как заместитель Макдональда по Форин оффис, вел с советской делегации в 1924 г. все основные переговоры, и что к нам ни разу не заглянули такие люди, как супруги Вебб, написавшие в 30-е годы свою известную книгу "Советский коммунизм" - очень дружественное нам произведение. Зато я хорошо помню, что в те дни в стенах посольства бывала Клэр Шеридан, молодой скульптор, в 1920 г., преодолевая всяческие трудности, приехавшая в Москву для того, чтобы сделать статую В. И. Ленина. И она ее сделала. Шеридан была Кузиной Черчилля, но резко расходилась с ним в отношении к России - и тогда, когда она решилась на поездку в Москву, и позднее, когда она посещала советское полпредство в Лондоне. Из лейбористов-политиков, которые в 1925-192? гг. стояли ближе к полпредству, мне вспоминаются только Артур Гендереон и Джордж Леисбери.
Мне думается, что разница в температуре отношений к СССР между политическим и профсоюзным крылом рабочего движения была связана с событиями 1924 г. Все переговоры с Советским правительством в этом году вели лейбористы-политики, в первую очередь Макдональд и другие члены лейбористского кабинета. Переговоры кончились неудачей и даже провалом лейбористского правительства на выборах. Политики-лейбористы, правда, неофициально, обвиняли в этом советскую сторону - ее несговорчивость, упорство в требовании займа, несдержанность в речах и газетной полемике. Особенно их раздражало (и тут сказывалась еще недостаточная опытность Советского государства, а также наличие существовавших тогда внутри РКП (б) различных группировок) то обстоятельство, что одновременно с вежливыми словами советской делегации за столом переговоров Коминтерн обстреливал Макдональда и его коллег из своих тяжелых орудий, не стесняясь в выражениях. И когда разыгралась история с "письмом Зиновьева", многие лейбористские политики долго не могли решить, верить или не верить в его подлинность. Все эти обстоятельства создавали тогда в политическом крыле рабочего движения смутное и настороженное отношение к СССР. Напротив, среди лидеров английских тред-юнионов, непосредственно не участвовавших в переговорах 1924 г., не было никаких обид, никаких неприятных воспоминаний, никакого разъедающего осадка от недавнего прошлого. Улучшившиеся отношения ВЦСПС и Ленсовета рождали в их среде оптимистические ожидания. Вот почему зимой 1925/26 г. советское полпредство было теснее связано с лидерами профсоюзного, а не политического крыла рабочего движения.
Как, однако, ни избегал Макдональд встречи с работниками полпредства, однажды ему все-таки пришлось столкнуться с ними, правда, в очень неожиданной и даже несколько забавной обстановке. Как-то один из крупных тред-юнионистских лидеров праздновал свое 60-летие. В Англии такая дата отмечается особо торжественно, ибо она означает также и уход человека в отставку (60 лет здесь считается предельным возрастом для государственной и общественной службы). Мы с женой были также приглашены на чествование. Оно происходило в большом зале одного из лондонских ресторанов. Народу было человек 200. Среди приглашенных находился и Макдональд, окруженный несколькими лейбористскими светилами второго ранга.
Вдруг Бен Тиллет, который сидел недалеко от нас с женой, поднялся и быстро пошел к нам. На лице его было выражение, которое я не раз наблюдал, когда ветеран тред-юнионизма приходил в озорное настроение. Схватив мою жену за руку, Тиллет воскликнул:
- Спойте ему Красную Армию! - и Тиллет кивнул в сторону Макдональда.
- Что вы! Что вы! - запротестовала жена.
- Нет, спойте! Спойте! - продолжал настаивать Тиллет.
К нам подошли Хикс, Коатс и некоторые другие тред-юнионистские знакомые. Идея Тиллета им страшно понравилась. Они хором стали уговаривать жену. Ирландский темперамент Коатса взыграл, как шампанское, и, схватив за руку мою жену, он потащил ее к Макдональду. Их сопровождали еще несколько человек. Макдональд, не понимая, в чем дело, с удивлением смотрел на приближающуюся группу. Тут Тиллет воскликнул на весь зал:
- Слушайте! Слушайте! Мадам Майская сейчас споет нам славную песню о Красной Армии!
Жена оказалась в безвыходном положении и запела.
Красная Армия! Черный барон Вновь нам готовит царский трон! Но от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней!
Тиллет подхватил и стал подпевать. То же сделали Коатс и некоторые другие посетители нашего коттеджа. Зал насторожился, все бросились в сторону певших. Коатс, знавший песню, стоял рядом и переводил русский текст на английский язык.
Шекспир и советский флаг
В конце марта 1926 г. в наше лондонское полпредство пришло письмо, которое вызвало совершенно неожиданную, как теперь сказали бы, цепную реакцию. В письме было приглашение от Шекспировского клуба в Стратфорде-на-Эйвоне принять участие в торжественном праздновании памяти великого драматурга 23 апреля. Полпреда в тот момент в Англии не было (он уехал в командировку в Москву), я замещал его в качестве временного поверенного в делах и, получив это приглашение, сразу же ответил, что полпредство его принимает с большим удовольствием. Но оказалось, что послать такое письмо в Стратфорд-на-Эйвоне было все равно, что засунуть руку в осиное гнездо...