- Я вернулся к своему Давиду, - ответил Дафф Купер. Я подумал, что речь идет о Давиде, знаменитом французском художнике времен революции 1789 г.
- Чем вас так заинтересовал этот французский мастер кисти? - спросил я.
- Да нет, - возразил Дафф Купер, - это не французский художник, а библейский царь Давид... Я давно начал писать книгу о нем, но война заставила меня прервать работу. Пришлось целых три года заниматься совсем другими, более неотложными делами... Но теперь ситуация изменилась, и я могу вновь вернуться к древнему царю Иудейского государства.
Я был потрясен. Итак, умный и видный политический деятель, депутат британского парламента, считал, что после Сталинграда он может больше не беспокоиться о войне и засесть за завершение начатого перед войной литературного труда, не имеющего ни малейшего отношения к грозным событиям современности.
Оба только что рассказанных факта заставили меня внимательнее осмотреться кругом, и тогда я увидал многое такое, на что раньше не обращал достаточного внимания. Приведу некоторые выдержки из моей записи под датой 5 февраля 1943 г.
"Какова реакция Англии на наши победы? Ответить на этот вопрос одним словом невозможно. Ибо реакция Англии на успехи Красной Армии сложна и противоречива.
Первое, что бросается в глаза, когда задаешься поставленным вопросом, это всеобщее удивление силой СССР и мощью Красной Армии. Никто не ожидал, что после тяжелых испытаний прошлого лета мы сумеем сохранить столько боеспособности... Данное чувство одинаково сильно везде - как в верхах, так и в низах общественной пирамиды.
Второе чувство, порождаемое событиями в СССР, это огромное восхищение советским народом, Красной Армией... Однако данное чувство носит уже менее всеобщий характер, чем изумление. Чувство восхищения беспредельно и безоговорочно в массах. Здесь престиж СССР за минувшие три месяца невероятно поднялся... Чем выше по этажам общественной пирамиды, тем больше чувство восхищения оказывается смешанным с различными другими чувствами, большей частью разъедающего характера.
Вот, например, интеллигенция, интеллигенция всех сортов, в том числе и лейбористская, демократическая. Реакция этой прослойки на наши победы недоумение... Английская интеллигенция выросла в представлении, что самой лучшей, самой совершенной, самой эффективной системой управления является буржуазная демократия... И вдруг, какой - с божьей помощью - оборот! На великом историческом экзамене оказалось, что "коммунистическая диктатура"... дает совершенно изумительные образцы мужества, героизма, ...образцы, далеко превосходящие все то, что в этой области до сих пор могла продемонстрировать буржуазная демократия Англии и США. Каким образом? Почему? Отчего?..
Еще более сложна реакция британских господствующих классов на наши военные успехи. С одной стороны, они довольны: очень хорошо, что русские так крепко бьют немцев. Нам легче будет. Сэкономим потери и разрушения. Еще раз реализуем нашу извечную линию - воевать чужими руками. Но, с другой стороны, господствующие классы... обеспокоены: а не очень, ли усилятся в результате, большевики? ...И чем больше становятся успехи советского оружия, тем глубже беспокойство проникает в сердца правящей верхушки... Пока Красная Армия на подступах к Ростову. Каковы будут ощущения даже черчиллевской группы, когда Красная Армия будет на подступах к Берлину, трудно сказать. Я не исключаю неприятных сюрпризов".
В тот момент важнее всего для нас был вопрос, как подействует победа на Волге на открытие второго фронта в Северной Франции: ускорит она его или, наоборот, оттянет? Вот что говорится на данную тему в той же записи от 5 февраля:
"По этому вопросу в правящей верхушке опять имеется внутреннее раздвоение. С одной стороны, она хотела бы отложить создание второго фронта на возможно более долгий срок с тем, чтобы дождаться момента, когда мы перешибем Германии становой хребет и англо-американцы смогут "комфортабельно" высадиться во Франции и без больших потерь дойти до Берлина. С другой стороны, однако, если Англия (и США) слишком затянут создание второго фронта на западе, они могут пропустить момент и позволить Красной Армии прийти первой в Берлин. Этого последнего они страшно боятся: призрак "большевизации Европы" тут сразу вырастает перед их воображением; поэтому вопрос о том, когда создавать второй фронт, становится основным тактическим вопросом для английского и американского правительств. С их точки зрения это надо сделать не слишком рано и не слишком поздно - just in time (как раз вовремя). Но когда именно?.."
Конечный вывод в той же записи у меня сформулирован так: "Англия и США второго фронта во Франции к весне не создадут, а будут весной и летом развлекаться разными второстепенными операциями в районе Средиземного моря (Сицилия, Крит, Додеканез и др.), Может быть, сочинят какой-нибудь монстр-Дьепп{250} на севере, но едва ли всерьез пойдут во Францию. Неприятно, но ничего не поделаешь. Нечего закрывать глаза на реальность положения".
Конференция в Касабланке
Еще в начале декабря 1942 г. Рузвельт предложил устроить свидание глав трех держав (США, СССР, Англии) для обсуждения важнейших проблем войны и послевоенного периода. Время встречи он намечал примерно на середину января 1943 г., а в качестве места встречи предлагал Северную Африку. Черчилль, конечно, немедленно согласился, Сталин же в послании Рузвельту от 6 декабря писал: "Время теперь такое горячее (шла Сталинградская битва. - И. М.), что даже на один день мне нельзя отлучиться". Тогда Рузвельт предложил перенести встречу на 1 марта 1943 г., но Сталин ответил, что "дела фронта никак не допускают"{251} его отлучки из СССР. Вместо урегулирования стоящих между союзниками вопросов путем личного свидания Сталин рекомендовал метод переписки. В результате конференция в Касабланке все-таки состоялась, но на ней присутствовали только Рузвельт и Черчилль.
Конференция в Касабланке происходила 14-23 января 1943 г. Сталинградская битва еще не была закончена, но исход ее уже был предрешен. Это обстоятельство оказало сильнейшее влияние на то, что там происходило. Настроения Рузвельта и Черчилля во время конференции можно охарактеризовать примерно так: "Русские прекрасно дерутся: они сами справятся со своими делами; мы, англичане и американцы, можем теперь заняться осуществлением своих собственных планов; надо только поддерживать у русских доброе состояние духа, для чего достаточно широкого потока снабжения, усиления воздушных бомбардировок Германии и, конечно, красивых обещаний"{252}.
Печать таких настроений лежит на всех решениях, принятых в Касабланке. В своем совместном послании главе Советского правительства от 27 января 1943 г. Рузвельт и Черчилль писали по поводу этих решений: "Наше основное желание состоит в том, чтобы отвлечь значительные германские сухопутные и военно-воздушные силы с русского фронта и направить в Россию максимальный поток снабжения... Наше ближайшее намерение состоит в том, чтобы (а) очистить Северную Африку от сил держав оси и создать военно-морские и военно-воздушные базы, (б) открыть надежный путь через Средиземное море для военного транспорта и. (в) начать интенсивную бомбардировку важных объектов держав оси в Южной Европе...
Кроме того, мы намерены сконцентрировать в пределах Соединенного Королевства значительные американские сухопутные и военно-воздушные силы. Эти силы совместно с британскими вооруженными силами в Соединенном Королевстве подготовятся к тому, чтобы снова вступить на континент Европы, как только это будет осуществимо.
В Европе мы увеличим быстрыми темпами бомбардировочное наступление союзников из Соединенного Королевства против Германии"{253}.
И это все. Где же открытие второго фронта в Северной Франции? Его не было. Имелся лишь туманный намек на то, что англо-американцы будут готовить вооруженные силы для такой операции и ждать момента, когда она окажется "осуществимой".
30 января Сталин направил ответ Рузвельту и Черчиллю. В нем он писал: "Понимая принятые вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в Европе в 1943 г., я был бы вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намеченных сроках их осуществления"{254}.