В течение четырех последующих месяцев разыгрывалась настоящая комедия. Египетский посол все время заявлял мне, что он прилагает все усилия к установлению дипломатических отношений между Каиром и Москвой, но каждый раз приезжал ко мне с какой-либо просьбой, способной только испортить это дело. Сначала он хотел, чтобы предложение о взаимном дипломатическом признании исходило от СССР, а не от Египта. Когда я это отверг, Нашат-паша, ссылаясь на инструкции своего правительства, стал настаивать на том, чтобы при установлении дипломатических отношений Советское правительство в особом документе взяло обязательство не вмешиваться во внутренние дела Египта. Я высмеял эту претензию египетского правительства, как совершенно непонятную, ибо Советское правительство вообще не вмешивается в дела других стран. Спустя несколько дней Нашат-пашу вдруг озарила новая идея: пусть оба правительства при восстановлении дипломатических отношений обменяются письмами о том же в связи с только что происшедшим тогда роспуском Коминтерна. При этом египетский посол ссылался на англо-советское соглашение 1921 г., в котором советская сторона давала обязательства о невмешательстве во внутренние дела Великобритании. Я разъяснил Нашат-паше, в какой обстановке было заключено названное соглашение, и под конец с сердцем сказал:
- Египет опоздал с признанием СССР на четверть века и за го еще просит себе премии, - так не выйдет!
Вся эта волынка мне надоела, тем более, что в ней ощущались следы внутренней борьбы, происходившей в Египте. Нашат-паша был человеком тогдашнего короля Фарука, крайнего реакционера и большого поклонника Гитлера и Муссолини. Партия ВАФД находилась в оппозиции к королю, а между ее лидером Наххас-пашой и послом Египта в Лондоне Нашат-пашой отношения политические и личные - были очень напряженные. Поэтому, когда я получил телеграмму о вызове в Москву, в голове у меня сразу мелькнула мысль: "Ага! Буду пролетать через Каир - попробую договориться об установлении дипломатических отношений между СССР и Египтом непосредственно с премьер-министром Наххас-пашой".
Действительно, оказавшись на пути домой в Каире, я позвонил Наххас-паше и попросил о свидании. Он встретил мой звонок очень радостно и сразу же пригласил меня встретиться с ним в 6 часов вечера. В назначенный час я был на месте. Меня ввели в красивую гостиную европейского, я бы даже сказал парижского, стиля. Не успел я оглядеть комнату, как вдруг справа, за дверью послышались шаги и в гостиную стремительно вошел Наххас-паша.
- Приветствую вас на египетской земле! - воскликнул Наххас-паша, раскрывая руки, точно он хотел заключить меня в объятия. Я ответил соответственной любезностью. После обязательных вопросов о моем здоровье, путешествии и т. д. Наххас-паша рассыпался в выражениях наивысшего восхищения по адресу советского народа, Красной Армии и победы на Волге. Далее Наххас-паша сказал:
- Я рад, что счастливый случай привел вас в Каир. Я очень хочу скорейшего установления дипломатических отношений между Египтом и вашей великой страной, но в наших с вами переговорах по этому поводу имелись некоторые задержки и осложнения...
Наххас-паша многозначительно улыбнулся и прибавил:
- Не по моей вине... Нет, не по моей вине!
Это был явный намек на Фарука и Нашат-пашу. Затем Наххас-паша еще раз многозначительно улыбнулся и уже совсем прозрачно сказал:
- Теперь вы здесь, и я уверен, что без всякого средостения между нами мы очень быстро придем с вами к соглашению... Я это сделаю, что бы там ни думал король Фарук!
Затем мы перешли к обсуждению практических шагов. Я предложил египетскому премьеру такой модус: он обращается ко мне как к послу СССР в Великобритании с письмом, в котором заявляет о желании Египта установить дипломатические отношения с СССР; я беру это письмо с собой и по прибытии в Москву немедленно довожу его до сведения Советского правительства; Советское правительство отвечает на письмо Наххас-паши согласием; вслед за тем дипломатические отношения между обеими странами будут считаться установленными, о чем и будет опубликовано в Москве и Каире соответственное коммюнике.
Наххас-паша принял предложенный мной план, и далее мы перешли к обсуждению содержания письма египетского премьера. На прощанье я сказал Наххас-паше:
- Если позволите, хочу дать вам дружеский совет: сделайте свое письмо возможно более ясным и простым. Скажите в нем прямо, что желаете установить дипломатические отношения с СССР и не пытайтесь ставить, хотя бы в завуалированной форме, какие-либо дополнительные условия. Так мы скорее всего придем к цели.
- Вы правы, - отвечал Наххас-паша. - Завтра во второй половине дня мое письмо будет в ваших руках. Не откажите мне тогда дать знать, вполне ли оно вас удовлетворяет.
На следующий день, 6 июля, к вечеру мне было доставлено обещанное письмо премьер-министра - в огромном пакете за пятью большими печатями. Письмо было написано по-французски и по своему содержанию вполне удовлетворяло меня. Наххас-паша в нем заявлял, что "было бы нелогично", если бы два государства находящиеся в одном и том же лагере борьбы за дело демократии, не поддерживали между собой дипломатических отношений, и выражал твердую надежду, что такие отношения действительно будут установлены между ними в самом срочном порядке. Никаких особых условий он при этом не ставил, лишь напоминал о том, что конвенция в Монтре{267} об отмене капитуляций признала за Египтом новый международный статус, исключающий всякую политико-юридическую дискриминацию, и добавлял при этом, что СССР по собственной воле провозгласил принцип равноправия народов.
Итак, все было в порядке. В установлении дипломатических отношений между двумя странами был сделан решающий шаг. Я взял трубку и по телефону сказал Наххас-паше:
- Я вполне удовлетворен содержанием Вашего письма. Не сомневаюсь, что оно произведет хорошее впечатление в Москве.
Едва ли нужно говорить, что одним из первых дел, которыми я занялся по приезде в Москву, был вопрос о советско-египетских отношениях. Советское правительство нашло привезенное мной письмо Наххас-паши вполне удовлетворительным и поручило мне (поскольку письмо Наххаса было адресовано мне) ответить согласием на просьбу египетского премьера об установлении дипломатических отношений между обеими странами. Я составил текст такого ответа, который затем был утвержден высшими инстанциями. Письмо было датировано 26 июля, а основная часть его гласила: "Советское правительство держится того мнения, что установление нормальных дипломатических отношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Египтом явилось бы важным вкладом в дело укрепления фронта наций, объединенных в борьбе против гитлеровской Германии и ее сателлитов, равно как лежало бы в интересах обеих стран. Поэтому Советское правительство охотно принимает Ваше предложение установить нормальные дипломатические отношения между СССР и Египтом и готово обменяться представителями в возможно более короткий срок...
Доводя до сведения Вашего правительства о всем вышеизложенном, я считаю своим долгом заявить, что тем самым дипломатические отношения между нашими странами могут считаться установленными".
Как раз в это время произошла перемена в моем положении: правительство отозвало меня из Лондона и назначило заместителем наркома иностранных дел в Москве. Было решено, что для ликвидации дел я на короткий срок слетаю в британскую столицу и затем вернусь уже окончательно для постоянной работы в СССР. Когда выяснилось, что мне придется лететь в Лондон, я твердо решил снова повидать Наххас-пашу и довести до конца процесс установления дипломатических отношений между СССР и Египтом. Поэтому, отправляясь в дорогу, я захватил с собой копию моего письма Наххасу от 26 июля, а также проект соглашения об установлении дипломатических отношений между обеими странами. Хотя по общему характеру ситуации Наххас-паша, казалось, должен был желать такого установления, однако его непонятное молчание вызывало у меня некоторое беспокойство, и, садясь в самолет, я еще не был уверен в успехе своей миссии.