И вдруг Петро внезапно исчезает из Самары — так же внезапно, как за несколько месяцев перед тем он появился. На его след напала полиция. Он получает приказ от партии немедленно сменить паспорт и место работы. В день отъезда он сообщает мне об этом. Я глубоко потрясен и огорчен. Петро тоже кажется расстроенным. Но делать нечего. На прощанье мы крепко жмем друг другу руки, обнимаемся и целуемся. Мы горячо обещаем не забывать друг друга…
Десять лет прошло с тех пор… И вот теперь судьба совершенно неожиданно свела нас в Лондоне. Это кажется почти чудом..
На другой день, сидя в большой полутемной комнате Петро где-то в районе Бейсуотер, я узнал историю моего друга за годы нашей разлуки. Это была очень типичная для того времени история.
Уехав из Самары, Петро на положении «нелегального» продолжал бродить из города в город. 1905 год он провел в Екатеринославе. Здесь, в рядах большевиков, он принимал самое активное участие в революционных событиях и дрался на баррикадах во время восстания в Горловке. После торжества контрреволюции был арестован и сослан в Сибирь. Там женился на местной крестьянской девушке. Потом бежал из Сибири и снова перешел на «нелегальное» положение. Опять бродил из города в город, работая в большевистском подполье, но в конце концов попал в поле наблюдения полиции. Шаг за шагом сжималось кольцо вокруг Петро, и арест казался неизбежным. В последний момент, однако, Петро удалось перехитрить жандармов, и в начале 1912 г. он пересек границу. Сначала был в Швейцарии, потом в Париже и вот теперь оказался в Лондоне. С Петро была его жена — тихая, приятная женщина, всегда занятая хозяйством, и двое маленьких детей: мальчик и девочка. Ближайшей задачей Петро было найти работу и обеспечить семье кусок хлеба.
Я пустил в ход все мои связи и знакомства, и недели через две Петро поступил токарем на один лондонский механический завод. Будучи хорошим специалистом, он быстро пошел в гору. Уже через три месяца Петро стал зарабатывать 3 фунта в неделю — сумму весьма солидную по тем временам. Он переселился в лучшую квартиру, семья его оделась и обулась, есть все стали досыта. После стольких лет нужды и лишений фортуна улыбнулась Петро и, пожалуй, можно было ожидать, что он постарается покрепче ухватиться за ее колесо. Но не таков был Петро.
Как-то в начале 1914 г., зайдя к моему другу, я застал его в крайне удрученном и взволнованном состоянии. Дети спали, жена пошла навестить одну знакомую эмигрантскую семью. Мы были с Петро вдвоем, и я стал расспрашивать о причинах его беспокойства.
Пойми, не могу я так больше жить! — с горечью отвечал Петро. — Ну да, я хорошо устроился, имею деньги, снял две комнаты, могу прилично содержать семью… Все это прекрасно… Но душно мне… В мещанина я превращаюсь. Каждый день задаю себе вопрос: что ты делаешь для русского пролетариата? Чем ты помогаешь революции в России?.. И… И — черт! — нет у меня удовлетворительного ответа на этот вопрос.
Я начал говорить Петро, что за границу он попал не по своей охоте, что в жизни каждого революционера могут быть моменты передышки, что подобные моменты должны быть использованы для оттачивания его теоретического оружия и что такая возможность сейчас полностью открыта перед моим другом. Петро слушал меня с явным нетерпением. Потом он прервал меня и с раздражением воскликнул:
— Ты все меряешь по себе… Ты теоретик, книжный человек, писатель… Помнишь наши стычки по этому поводу в Самаре?.. Очень хорошо, что ты используешь эмиграцию для своего теоретического укрепления… Это потом пригодится партии. Я сделан из другого теста! Я не теоретик, а практик. У меня натура такая. Да и образования мало. Навыков к книжной работе не хватает… Я могу служить партии и пролетариату организационной хваткой, умением понимать рабочего и говорить с ним. Это совсем иное дело. А его-то, такого дела, у меня здесь нет. И совершенствоваться в нем я в Лондоне не могу. Вот почему я сам не свой. Чувствую, что иду неправильным путем…
— Что же ты собираешься делать? — спросил я Петро.
— Что делать? — откликнулся Петро. — Искать, где бы я мог, даже живя в Лондоне, приносить пользу революции!
Петро произнес свои слова без всякой аффектации. Он был прост и скромен, как всегда. Но видно было, что душа Петро все время занята этим проклятым вопросом.
Возвращаясь домой, я думал: «Хорошо, если бы Петро нашел то, что ищет, но найдет ли?».
Это казалось почти невозможным в Англии.