— В России революция! Царь отрекся от престола! Армия восстала! — в один голос выпалили мы в упор изумленным Берзиным.
Посыпался град вопросов, раздались шумные восклицания, гранки забегали из рук в руки, и вслед затем единогласно было решено: — Не спать!
На газовую плиту поставили чай, начали звонить по телефонам, созывая друзей и знакомых, туда, где не было телефона, разослали «курьеров».
Мне не сиделось на месте, и я тоже отправился на розыски товарищей. Было уже 12 часов. Тихая, темная, слегка туманная ночь висела над землей. С неба падала какая-то мелкая слякоть. Но в душе моей цвели розы. Мне хотелось разбудить спящий Лондон, и, разбудив, громко крикнуть ему:
— Смотри! Над Невой развевается красное знамя! Да здравствует революция!
Какая-то волна мальчишеской удали внезапно нахлынула на меня. Я вошел в станцию подземки. Это была «Велзайс Парк». У кассы стояли элегантная дама с не менее элегантным кавалером. Я приблизился к ним, и, взяв руку под козырек, радостно воскликнул:
— В России революция! Царя больше нет! Ура!
Прекрасная англичанка посмотрела на меня как на сумасшедшего и придвинулась ближе к своему спутнику.
В лифте во время спуска вниз я хлопнул по плечу стоявшего у рычага рабочего и дружески сообщил ему:
— В России революция! Теперь скоро конец войне!
— Конец войне? — засмеялся тот. — Это хорошо!.. А царь того?..
— Да, да, того! — тоже засмеялся я, вдруг ощутив прилив необыкновенной нежности к этому скромному представителю британского пролетариата.
В вагоне подземки я чувствовал себя победителем. С горделивым сознанием своего превосходства я смотрел на ряды молчаливых англичан, уткнувшихся в газеты, и мысленно обращался к ним с укором сожаления:
— Жалкие люди! Вот вы сидите, читаете, дышите, живете и не знаете самого важного и великого, что случилось в мире! Вы не знаете, что в России революция!
И я с молчаливым презрением оглядывал моих спутников по вагону.
Сойдя с подземки, я пустился почти бегом к дому, где жил П. В. Карпович, о котором я уже говорил на страницах этих воспоминаний. Я громко и решительно постучал во входную дверь. Заспанная горничная мне нехотя открыла.
— Мистер Карпович дома? — громко спросил я,
— Господи боже! — всплеснула руками горничная. — Да ведь уже час ночи! Он спит!
— Ничего, я его разбужу!
И к немалому ужасу горничной я помчался вверх по лестнице во второй этаж, где находилась комната Карповича.
— Петр Владимирович, вставайте! — кричал я, барабаня в запертую дверь комнаты.
— А? Что? Кто там? — раздался заспанный голос изнутри. Я назвал себя и забарабанил еще энергичнее. Наконец, щелкнул замок, и я очутился в комнате Карповича.
— Вставайте! Вставайте! — продолжал я восторженно, — в России революция! Царь свергнут! Армия восстала!
Карлович, полуодетый, вскочил с кровати и, сжав меня в своих железных объятиях (он был очень сильный человек) так, что у меня дыханье сперло, не то радостно, не то угрожающе прохрипел:
— Нет, вы не врете? Не мистифицируете меня? Это правда?
— Правда, конечно, правда! Вот, читайте!
И я сунул Карповичу несколько захваченных с собою гранок.
Он торопливо пробежал их и схватился за голову.
— Так это правда? — точно не доверяя своим глазам, в страшном волнении шептал Карпович. — Так это правда? Дожили-таки! Дождались! Ныне отпущаеши!..
— Идемте к Берзиным! — пригласил я его, — Я за вами приехал. Там все собираются.
— Сейчас! Сейчас!
Несколько минут спустя мы мчались на автомобиле по опустевшим улицам спящего Лондона…
У Берзиных собралось уже целое общество. Было человек двадцать, и подходили все новые и новые люди. Трещал звонок, хлопали двери, в тесных комнатах эмигрантской квартиры становилось все оживленней и шумнее.
O чем мы говорили в ту темно-туманную мартовскую ночь? Какие планы строили? Какие дали провидели? Какие желания высказывали? Какие клятвы давали?.. Я не берусь сейчас сказать. Знаю только, что в ту памятную мартовскую ночь мы все жили в каком-то особом мире, в котором человеку удается побывать лишь однажды в жизни. Это был мир революционного вдохновения, которое двигает людей на совершение невозможного.
Мы разошлись с первыми лучами солнца, приветствуя восходящее светило громкими возгласами:
— Да здравствует революция!
И крепко пожимая друг другу на прощание руки, все в один голос говорили: