8-го ноября 1863 г., день именин начальника края, был, конечно, одним из торжественнейших дней его жизни. В этот день ясно и осязательно высказалось общее к нему сочувствие не только всех служащих в Северо-Западном крае русских, но и целой России. Пользуясь этим случаем, петербургское общество по подписке приготовило к этому дню великолепный чеканенный образ Архистратига Михаила с надписью на нем напутственных слов митрополита московского Филарета: «Твое имя - победа», и при кратком, но знаменательном письме за 80-ю подписями, во главе которых стояло имя графа Дмитрия Николаевича Блудова и его дочери и красовались имена: графов Строгановых, графини Протасовой, князей Барятинских и иных, препроводило икону в Вильну с камер-юнкером Шевичем, отправлявшимся в имения свои Минской губернии. Г. Шевич прибыл во дворец во время общего приема, на который не только собрались все военные и гражданские, но многие прибыли из отдаленных мест края, и в том числе почти все губернские предводители. Из Петербурга и из всех концов
России сыпались горячие пожелания и приветствия в виде телеграмм. Канцелярия едва успевала приготовлять краткие на них ответы. Всех депеш в этот день было более 80-ти. К этому же дню служащие в Вильне русские люди составили подписку на несколько тысяч рублей и, представляя их при письме генерал-губернатору, просили его употребить эти деньги на возобновление в Вильне одной из древнейших православных церквей во имя Св. Николая, стоящей в центре города и основанной в ХIII столетии знаменитым ревнителем православия в Западной Руси князем Константином Острожским. Подписавшие письмо просили в нем, чтобы к этой церкви пристроена была часовня во имя архистратига Михаила.
Из глубин уездов Гродненской губернии прибыли к этому дню крестьянские депутации с богатыми по их средствам иконами. Во всех этих заявлениях не было ничего приторного или чиновнического; заслуги человека, к которому все это относилось, слишком были очевидны для края, чтоб не быть почтены заявлением, выходящим из ряда обыкновенных.
Когда начальник края, видимо тронутый общим приветствием, удалился в церковь, то все хлынули туда за ним. Большая церковь не могла вместить в себе и половины тут бывших; многие слушали литургию даже из третьей комнаты.
У генерал-губернатора был в этот вечер обед, а в Европейской гостинице, неожиданно для всех обедавших, подано было за жарким шампанское содержателем гостиницы и все гости были усердно им угощаемы.
Утомленный утренними заявлениями и видимо потрясенный, генерал-губернатор к вечеру занемог и на следующий день не делал приема, хотя продолжал заниматься также неутомимо, впрочем здоровье его вскоре поправилось.
Распределение его занятий было достойно внимания; конечно, не много на свете людей, которые могли бы посвятить в течение нескольких лет столько же часов в день усиленной и внимательной работе, сколько посвящал ей ген. Муравьев. Внимание было отличительною чертою в занятиях Михаила Николаевича. Он как бы увлекался всяким делом, которым был занят в данную минуту, но это увлечение, ни на миг не ослабевающее, было не что иное, как изумительная энергия и сила мысли, выработанные в течение долголетней деятельной жизни и согретые высоким патриотизмом.
День его начинался довольно рано. В 8-м часу он подымался снизу (где пил кофе) в свой кабинет и в то же время посылал за генералом Лошкаревым, а впоследствии за полковником Черевиным. Утром докладывались бумаги, полученные из Петербурга в течение ночи, диктовались ответы на телеграммы, назначалось за кем послать и отдавались другие текущие приказания. После того принимаем был комендант с рапортом о числе арестантов, засим губернский почтмейстер, д. с. с. Россильон. Он читал выдержки из иностранных газет и надо заметить, что генерал-губернатор часто позволял пропускать такие статьи, какие вымарывались в Петербурге, - так мало он придавал значения западным ругательствам. Барон Россильон приносил также список всех писем, полученных в это утро, в алфавитном порядке, и если какое-нибудь имя было подозрительно, то письма вскрывались. После губернского почтмейстера генерал-губернатор выслушивал доклады по следственным делам и подписывал по ним решения; в первое время докладывал все следственные дела г. Неелов, но, с учреждением в октябре 1863 г. при штабе Виленского военного округа временного полевого аудиториата, он был назначен обер-аудитором и докладывал, по утрам же, дела военно-судные, а дела следственные перешли к г-ну Яковлеву, бывшему делопроизводителю динабургской следственной комиссии, около того же времени упраздненной. Оба они были примерные, честные и неутомимые труженики; через руки их прошли тысячи дел и все были рассматриваемы с одинаковою тщательностью. Г. Яковлев со своими чиновниками и писарями помещался также в особой канцелярии, занимая отдельную часть ее, пока не получил управление политическим отделением. Часов в 11 являлся полицмейстер с рапортом и докладывал; затем виленский губернатор, а в приемной уже собирались представляющиеся и должностные лица, почти ежедневно появлявшиеся к этому времени, как то: попечитель Виленского учебного округа Иван Петрович Корнилов, начальник полицейского управления С.-Петербурго-Варшавской железной дороги полковник Житков, заведующий тюрьмами полковник Петр Семенович Лебедев, а впоследствии полковник Бушен, военный начальник виленского уезда князь Хованский, командующий войсками в губернии (сперва генерал Дрентельн, по уходе гвардии - князь Яшвиль, а по смерти его, с февраля 1864 г., - генерал Криденер), все чиновники особых поручений, адъютанты и разные другие лица. Иногда в это же время посещал генерал-губернатора митрополит Иосиф. Начальник края выходил встречать его в первой зале, а провожал до дверей прихожей. Архипастырь едва уже двигался, но каждое посещение его продолжалось не менее получаса.