5
Любопытно, что и мы, даже при этом выступлении Жонда в качестве польского правительства, все-таки ничего не предвидели. Изменническое пособие мятежу со стороны нашей собственной администрации польского происхождения, в руках которой мы оставляли край, - было так ловко, что в этот решительный момент, когда уже началось бегство «до лясу» и банды Жонда по всем «воеводствам» поспешно вооружались, - мы все-таки ничего не знали и не видели.
Наши разбросанные войска не получали никаких инструкций, ничего не ждали и потому были захвачены врасплох.
Когда с 3 на 4 января 1863 года нами был произведен упомянутый набор, Жонд немедленно же назначил на 10 января восстание, и в ночь с 10 на 11 января совершенно неожиданно на наши войска произведены были нападения банд в 10 пунктах (Полоцк, Плонск, Едльня, Бедзентнын, Шидловец, Любартов, Кодень, Родин, Сточек). Мы, следовательно, до самого начала военных действий не замечали такой организации, которая способна была в 5 дней мобилизировать свои банды для внезапного одновременного действия почти на всем протяжении Царства!
Начались военные действия. В исходе их, казалось, трудно было сомневаться. Повстанцы бились храбро и действовали, по признанию военных писателей, с большой сообразительностью. Но мы при всем хаосе в наших действиях имели 90 000 регулярного войска против 2530 тысяч плохо вооруженных волонтеров. Жонд совершенно разумно приказывал уклоняться от открытого боя. Тем не менее наши войска успели принудить повстанцев в течение января, февраля и марта к 40 боям, в которых банды были, казалось, совершенно рассеяны.
И что же? На деле оказалось совершенно не то. Рассеянные банды возрождаются, усиливаются, появляются в новых местах. Жонд Народовый получил характер какого-то действительного правительства, воюющей стороны, он почти признается Европой, и, в довершение всего, восстание, опять же совершенно неожиданно для нас, переносится, кроме Царства, в Литву и Белоруссию. В Литве мы уже также ничего не видели, как и в Петербурге. А в белорусских и литовских губерниях давно образовались тоже два Жонда - «белых» и «красных». Они уже вступили в союз с Жондом Варшавским. В Петербурге организация Огрызко и Сераковского насчитывала более 1000 членов, имея свои отделения по всей России. Она находилась в тесной связи с Вильной... А мы нигде ничего не видели, и все повсюду оказывалось «совершенно неожиданным». Край при благодушном управлении В. И. Назимова был в довершение беды почти без войска. Здесь совершенно ничего не ожидали, и хотя войска разгоняли банды, но в общей сложности мы с изумительной быстротой оказались владеющими лишь городами. Литовский отдел Жонда, имеющий резиденцию в Вильне, - оказался господином громадного края.
И мудрено ли видеть такой исход? Наши администраторы теперь возились с бандитами, как прежде возились с манифестациями. Они видели только результаты. Но ту силу организации, которая формировала банды, они не умели заметить, не говоря уже о их бессилии воздействовать на дух, порождавший организацию.
Положение стало прямо критическим.
Поляки сознавали себя победителями. Победителями их считала и Европа.
Наше бессилие казалось столь явным, что 5 апреля Франция, Англия и Австрия осмелились прямо вмешиваться в наши дела с официальным посредничеством между нами и Польшей. Они требовали полной амнистии, введения представительного правления в Польше, признания польского языка официальным.
Князь A. M. Горчаков старался оттянуть категорические требования, способные превратиться в ультиматум. Но к чему вели оттяжки?
Амнистия действительно была дана полякам 31 марта, в первую же минуту, где можно было иметь хоть призрак победы над бандитами. Но Жонд отвечал, что поляки взялись за оружие не для амнистии, а для освобождения отечества... За русский язык мы тоже не особенно стояли. Уже в октябре 1862 года речь Наместника Государственному совету Царства была произнесена по-польски. Да и вообще мы были близки к тому, чтобы махнуть рукой на «Царство»...
Но «Царство» тянуло за собой Литву!..
В предвидении возможной высадки французских войск в Курляндии Сераковский предпринял отчаянную экспедицию на Север, которая при удаче могла иметь роковое значение для России. Дерзость поляков и наше бессилие были так велики, что повстанцы под покровительством местного жандармского начальника (поляка) замышляли овладеть Ди-набургом и, по свидетельству М. Н. Муравьева, легко могли бы это сделать, если бы безрассудное нападение графа Плятера на русский военный транспорт не разоблачило преждевременно этих планов...