Тимофеев советовал мне доложить в таком смысле это дело Муравьеву и прямо сослаться на его, Тимофеева, слова. Я поехал к начальнику края. Дежурный объявил, что в кабинете находятся управляющие и председатели гражданского ведомства, и что я могу войти без доклада, как только последний из этих господ удалится. Не успел я присесть, как в приемную вбежал председатель виленской казенной палаты, Дероберти, бледный как смерть и тяжело дышавший. Преображенцы были знакомы с ним по прежним стоянкам 1849 и 1854 годов, и он, понятно, обрадовался, увидев в такую минуту старого знакомого. Дероберти был не в виц-мундире, а в простом, черном фраке со звездою. Забыв даже сказать мне: здравствуй! - он прямо объявил, что приехал с готовым прошением об отставке в кармане, а потом вдруг, всплеснув руками, задал мне вопрос: «Да неужели же и в полицейском управлении нашлось что-нибудь подозрительное?» - «Как же, - говорю, - не только письменные улики, даже боевые припасы нашлись у меня, знай наших!» Дероберти пожал плечами и удивился, как я могу быть спокойным, да еще шутить, когда мне грозит, по малой мере, отрешение от должности. Отвечаю ему: «Помилуйте, чего мне бояться? Ведь я без году неделя в должности, стало быть, ни испортить, ни поправить ничего не мог». В это время начали выходить один за другим из кабинета почтенные старцы, председатели, красные как раки, как будто их только что выпарили в бане. Дероберти подбегал к каждому из них, провожал его до залы и все шептался. Наконец, вышел от начальника края последний сановник, утирая платком вспотевшую лысину и нервно покашливая. Адъютант притворил дверь кабинета и легким поклоном пригласил меня войти.
Муравьев сидел на обычном месте, возле письменного стола. Лицо его было строгое и неподвижное, как всегда, только известный чуб успел взъерошиться, и Михаил Николаевич то приглаживал, то опять вытягивал его. Не вставая с кресла, он подал мне руку и сказал:
- Садитесь-ка... Ну, что же?.. И у вас та же история?..
Я молча подал ему список конфискованных вещей, но Муравьев лишь бегло просмотрел и сейчас же отдал мне его назад с такими словами:
- Знаю, знаю!.. Не у вас у одних, - везде то же самое!..
И он кивнул подбородком на разбросанные по столу бумаги.
- Да еще у вас, в полицейском управлении, пустячки... А вот в других местах сделали находки посерьезнее!..
Тут у меня в голове невольно промелькнул комический вопрос: если пули и патроны пустячки, то хороши же должны быть «серьезные» находки! Признаюсь, что, забывая страх, я начал кусать усы, чтобы еще, чего Боже сохрани, не улыбнуться. Муравьев как будто заглянул мне в душу, рассмеялся сам и, показывая на список, бывший у меня в руках, сказал:
- Ну, вот теперь сами видите... Давно ли я говорил вам, что здесь никому верить нельзя?.. Вот вы и присмотрите! Вам нет надобности ждать моих распоряжений, сами у себя распоряжайтесь. Переписываться, переговариваться некогда, а то этому конца не будет. Вам надобно искать новых людей, а прежних смещать, и чем больше, тем лучше... Чем скорее, тем лучше!..
Тут он приостановился на минуту, и я воспользовался ею, доложил мнение Тимофеева и сослался на его слова. Муравьев слушал, отвернувшись и барабаня по столу пальцами. Выслушав, он сказал:
- Так-то так!.. Однако вы не убаюкивайтесь!.. Он (т.е. Тимофеев) говорит, что это старый сор?.. Так что же они до сих пор его не выметали?..
Он говорит - боялись?.. Да ведь боится только виноватый, а правому бояться нечего!.. Сами по себе судите: ну вот вы ведь не боитесь меня, хотя и у вас беспорядки нашлись, а почему же?.. Скажите-ка сами?..
Он опять рассмеялся, а я снова прикусил свой ус, Муравьев же пригладил чуб и продолжал серьезным тоном:
- То-то!.. Вот видите!.. Все старое, лукавое, ополяченное, все это ненадежно. Прежние чиновники слишком засиделись на местах, у всех рыльце в пуху, все в лес смотрят. Их надо вывести, заменить новыми людьми: вот эти будут заниматься делами, а не сумасбродными фантазиями...
Потом он расспрашивал о том, насколько я осмотрелся и ознакомился с новою службою, и отпустил меня весьма любезно. При выходе в приемную Дероберти бросился мне навстречу с вопросом: «Ну что?!..» - «Ничего, - говорю, - страшен сон да милостив Бог! Голова моя, как видите, еще на плечах, да и место пока остается за мною». Дероберти как будто успокоился, но едва успел адъютант пригласить его в кабинет, как уже председателя опять покоробило, и мне показалось, что он слегка пошатнулся, переступая порог. Похоже было на то, что в казенной палате нашлись-таки серьезные раскопки.