- Твою же мать, - проворчал тогда флегматично папаша Бертам, понимая, что что-то пошло не так, и отправляя меня в водосточную трубу.
Бедный сентиментальный старик, он даже ругаться научился по-земному ради своей Офелии. Над ним смеялись все уважаемые питейные заведения на Марсе. Как-то он теперь без меня.
А я поздравил себя с отпуском, и валяюсь который год здесь, в теньке, на песке. На Альфе-Центавра везде песок. Моя Офелия молчит, хотелось бы снова услышать её голосок, похоже, я тоже влюбился.
Но вокруг лишь шуршит песок. И летают центаврианские автобусы-тарелки.
Песчинки попадают мне в ствол, в прицел, я уже ослеп от этого песка.
Слышно, как всё сильнее завывает ветер в трубе. Сегодня хороший, крепкий ветер. Чёрт... оторвало трубу. Придавило здорово.
Курок на полувзвод. Чёрт!
- Нет! - услышал я голос Офелии.
Но, признаться, мне было не до неё.
Потому что передо мной стояли ноги. Десять ног. Любопытные глаза смотрели мне в прицел. Хитрые, смешливые, в хелицерах. Совсем мальчишка. Его ручонки шевелились и уже тянулись ко мне.
- Нет-нет, - прошептала моя Офелия, - ты же не убьёшь его! Ты же придумаешь что-нибудь?! Ты не можешь не придумать, ты крутой.
Я и думал! Что я мог ещё делать с этим оттянутым по-дурацки крючком. Только думать. И вспоминать, сколько там патронов осталось, чёрт побери, папаша Бертам, не мог ты их выпустить все!
- Нет-нет, - с ужасом прошептала Офелия, - он был беременный! Ты тогда не мог, ты не такой!
А, да, не мог, я забыл. Но что же делать?! Ещё два патрона в магазине. А мальчишка-центаврианин уже откапывает меня из песка, сейчас отодвинет трубу... Противный любопытный сорванец... Что тебе до старой ржавой железяки, сопляк?! Брось немедленно!
Но он уже взял меня в руки, смотрит в прицел.
Офелия тянула изо всех сил. И плакала.
Чёрт... ещё эти слёзы... В стволе отчаянно защекотало. Защипало прицел. Я так и видел её, хрупкую, смешную. Как встрёпанный воробей. Или ворона. Чучело вороны и берег реки. Я был такой молодой, и ни одной живой души на счету. Воспоминания нахлынули на меня. И я чихнул. Полный ствол песка, чёрт возьми!
Мальчишка зажмурился от песка и бросил меня в сторону. Раздался выстрел. Жахнуло так, что снесло кусок фундамента центаврианского круглого дома.
- Ты крутой, - прошептала Офелия.
Да уж, что и говорить. И неужели она мне сказала что-то, и даже не про беременного мужика-центаврианина или голодную чью-то маму, или свору чудесных ребятишек. И я опять чихнул. Мальчишка испугался и убежал. Наконец-то.
Это был последний патрон. И я больше никогда не услышу голосок моей Офелии.
- Я буду тебе рассказывать сказки, - прошептала она, - а ты будешь думать мне в ответ.
Думать ей в ответ, это могла придумать только она. Странное занятие, но в этом что-то есть, черт побери, я стал многословен и нуден, а как лаконичен был мой ответ в дни моей молодости... или тогда был чистый счёт... или это было немного раньше, ты не помнишь, Офелия, или я тебе ещё не рассказывал?