Чтобы помочь забыть неприятную историю Постникова, вместе с нами более напряжённо работало также Московское общество эсперантистов. Нам хотелось, чтобы о нашем движении русская пресса вновь заговорила столь же благосклонно, как она это делала до уголовного процесса. С этой целью Московское общество эсперантистов ассигновало нужную сумму на приглашение и оплату дорожных расходов прекрасного швейцарского оратора Эдмона Привы, который уже не раз предпринимал пропагандистские поездки и всегда с большим успехом. Например, в 1907 г. он посетил Северную Америку и там впервые выступил в 250 городах США. В Вашингтоне его принял сам президент Рузвельт. В 1911 г. он с той же целью посетил многие города во Франции и Италии, причём получил аудиенцию итальянского короля. В 1912 г. он предпринял путешествие в Россию, осуществив по пути пропагандистские выступления в Праге (8 января), Дрездене (9), Бреслау /немецкое название польского города Вроцлав/ (10), Кракове (12), Львове (15), Киеве (17) и Харькове (19).
20-го января он прибыл в Москву, 21-го было устроено публичное выступление в большом зале иностранных корреспондентов. Поскольку это выступление было хорошо разрекламировано в прессе и афишах, на нём присутствовало более 500 человек. Выступление Привы дополнили выступления на русском языке д-ра Корзлинского и адвоката Шафковского. Помимо этого был устроен хороший концерт. Вечер имел такой успех, что на следующий день шесть московских газет напечатали о нём самые благоприятные отзывы.
После Москвы Э.Прива успешно выступил также в Петербурге, где он удостоился аудиенции премьер-министра Коковцова. Эта аудиенция была для нас очень важна, ибо во время неё Коковцов заявил Э.Приве, что русское правительство никогда не смешивало процесс Постникова с Эсперанто, т. к. действия Постникова были военными преступлениями, а Эсперанто есть чисто научное дело. Это значительно сгладило влияние процесса на Эсперанто.
С другой стороны, реабилитации Эсперанто помог в Петербурге доклад нашего ковненского единомышленника А.М.Недошивина о Всемирном эсперантском конгрессе в Антверпене, на который он был официально делегирован министерством торговли и промышленности. Для изучения этого доклада, где среди прочего предлагалось ввести Эсперанто в программы средних и высших коммерческих училищ, министерство образовало специальную академическую комиссию, которая после оживлённого обсуждения решила разрешить преподавание Эсперанто. Таким образом подозрительность русского правительства к Эсперанто была несколько сглажена и мы могли работать спокойнее.
В это самое время появилось наше новое издание "Русланда адрэсаро" /русский адресник/ под редакцией активного студента Московского университета В.С.Боднарского. По этому адреснику мы могли видеть где Эсперанто цветёт, а где вянет. Он показал, что больше всего эсперантистов живёт в Москве (их имена занимают 8 страниц), а в 100 уездах из 500 не зарегистрировано ни одного эсперантиста. В эти области мы должны были бросить новые семена. С этой целью мы переговорили со многими книжными магазинами и предложили им на комиссию наши издания. Таким путём мы хотели приблизить нашу эсперантскую книгу к культурной части населения и иметь в провинции очаги, откуда эсперантские искры летели бы в разных направлениях окрест. Отыскать такие магазины нам помогли жившие там эсперантисты, например, усерднейший молодой человек Вс. Басов в Орле и т. д.
Вообще каждое наше новое предприятие опиралось на единомышленников, что придавало нам силы. В Москве — в нашем магазине, в нашем институте и в нашей редакции — всегда работали кроме меня Борис Исидорович Котзин (в качестве редактора "Ла Ондо дэ Эспэранто"), Александр Эдуардович Айспурит — студент математического факультета Московского университета (в качестве заведующего курсами в институте), Дмитрий Петрович Романович, вернувшийся из Казани и вновь занявший должность заведующего магазином. Все четверо мы жили в одной и той же квартире в Лубянском проезде, 3, и между нами царило полное согласие.
Не совсем гладко шла работа только в институте. В качестве яблока раздора были экзамены, которые должны были сдавать желающие получить свидетельства института. В 1912 г. экзамены держали И.В./?/Рахамяги, С.К.Шабарин, Д.П.Романович, А.И.Филатова, А.Г.Терникова и И.М.Коханов. Самыми строгими экзаменаторами были Ст. Шабуневич, О.Габрик и Г.И.Смирнов. Им обязательно хотелось, чтоб экзаменуемые давали самые лучшие ответы, абсолютно не обращая внимания на то, что во всех учебных заведениях применяются оценки знаний разной степени: превосходные, очень хорошие, хорошие, посредственные, плохие. Я и другие преподаватели находили, что даже только хорошие и достаточно удовлетворительные ответы уже достойны свидетельств института. Кроме того, если мы будем слишком строго относиться к экзаменуемым, никто не захочет подставиться под такую неприятность, не сулящую никаких материальных выгод в будущем. На этой почве происходили довольно острые споры. В конце концов разногласие достигло такой степени напряжения, что несогласные заявили о своём уходе из института. Вместо них в июле 1911 г. /?/ руководством института был принят М.А.Булочкин, чьи литературные работы неоднократно печатались в разных журналах.