Кан на секунду замешкался, словно не решаясь рассказать мне о чём-то неприятном.
- Понимаешь... После того, как ты упала... Все испугались, начали переговариваться... Твой папа сразу унёс тебя, я пошёл было следом, но он велел мне возвращаться на площадь и передать остальным, что с тобой всё в порядке. Я не смог уйти, мне было неспокойно за тебя... Словом, я не вернулся на праздник и не знаю, что там творилось. Я всю ночь просидел рядом с твоим домом, стараясь не показываться на глаза твоему отцу...
- Кан, - взволнованно прошептала я, - но тогда ты должен был видеть, как мои родители...
- Да, - Кан снова всё понял, - я видел. Они обсуждали побег и собирали вещи... Но перед самым рассветом пришёл Маро и...
- Так значит Маро убедил их отказаться от побега.
Кан развёл руки в стороны и улыбнулся:
- Я этому только рад. А ты?
- Ох, не знаю, - я никак не могла отделаться от мысли, что стала прокажённой, - мне страшно, Кан.
- Не бойся. Я с тобой. И мы идём говорить с Маро.
Воспоминание двенадцатое. Взгляд в будущее
Глаза Маро - маленькие, чёрные, как жуки, очень живые и пронзительные, вглядывались в меня, кажется, целую вечность.
По моей коже бежали мурашки и мне было очень сильно не по себе, но я не смела отвести взгляда. Отвернуться означало выдать свой страх. Отвернуться означало предположить, будто в моих глазах и вправду можно разглядеть злого духа. Отвернуться означало подписать себе приговор.
Кангару тоже было очень неуютно эти несколько долгих, томительных минут. Он сидел позади меня, и я чувствовала, как сильно бьётся его сердце. Пару раз его ладонь прикасалась к моей спине, словно проверяя, не оледенела ли я под таким пристальным взглядом целителя.
Наконец пытка кончилась: Маро прищурился, поджал губы и коротко кивнул. Я медленно выдохнула, Кан скользнул вбок, заёрзал, ловя взгляд Маро, прикасаясь руками к своему горлу, покашливая, всем своим видом демонстрируя, что хочет говорить с ним.
Но Маро сделал вид, что не замечает Кана. Сохраняя молчание и глядя только себе под ноги, он поднялся и скрылся в дверном проёме, оставив нас двоих так и сидеть на пороге.
Мы с Каном переглянулись и почти синхронно пожали плечами в недоумении. Замерев в наступившей тишине, мы прислушались. Маро что-то приговаривал самому себе, позвякивало нечто стеклянное, скрипели половицы.
Пошептавшись, мы пришли к выводу, что раз нас не прогнали, то мы можем пока остаться и подождать: может, Маро ещё выйдет к нам. Звать целителя сейчас, когда он был, судя по всему, занят чем-то важным, или идти за ним нам обоим представлялось невежливым.
Кан задумчиво вгляделся в резную дверь комнаты, за которой скрылся Марагаро, а я использовала предоставленное нам время, чтобы как следует осмотреться и запомнить каждую деталь этого удивительного жилища.
Дом Маро стоял на самом краю деревни ассанте, в некотором отдалении от других построек, и был одним из самых больших и необычных домов, что мне доводилось видеть.
Снаружи он больше походил на огромную хижину-хранилище без окон, кое-как прикрытую пальмовыми листьями, чем на жилой дом. По сути он и был скорее хранилищем, мало пригодным для комфортного жилья, так как Маро не заботился о нём, будучи целыми днями занят в посёлке с больными, собирая ингредиенты для лекарственных средств в джунглях и на побережье, или отправляясь в путешествия с караванами на несколько недель, а то и месяцев. У этого дома даже не было трубы, ибо Маро не держал у себя кухонной печи.
Входная дверь была с обеих сторон изукрашена кусочками океанских кораллов и полипов, кое-где покрыта голубоватым мхом и белым мелом, и в целом выглядела так, будто Маро поднял её из подводных глубин. Над входом висел череп степного волка, скалясь на вошедшего пожелтевшими клыками и пугая глубокими дырами глазниц. Под потолком прихожей и вдоль стен были развешены длинные нити с пучками разнообразных трав, листьев, засушенных корешков и прочей диковинной растительности. Стены и пол дома целителя покрывали красные, белые и чёрные символы: круги с точками внутри, спирали, кривоватые треугольники и другие странные знаки.
В этом удивительном жилище было больше пяти комнат, и многие недоумевали, зачем отцу-целителю Марагаро столько пространства, если он живёт один, без жены, детей, и не держит у себя учеников.
Однако мы с Каном знали, что комнаты дома Маро отнюдь не пусты: они забиты всевозможными иноземными диковинками, товарами арабов, туарегов, индусов и персов, среди которых можно отыскать как неземной красоты ткани и одежды, так и украшения, обувь, книги, посуду, а также экзотические растения, специи и пряности, и множество других красивых, полезных, а порой загадочных или даже жутковатых вещиц. Все они ждали своего часа, чтобы пригодиться кому-нибудь из ассанте.
Маро был так невероятно богат благодаря принятым им обязанностям поддерживать торговые отношения с иноземцами, поскольку после моего рождения папа - единственный до того времени посланник от ассанте на торговых путях востока - прекратил свои путешествия, и вот уже почти пять лет вёл осёдлую жизнь. Маро, как и папа, знал арабский язык, а потому согласился заменить его и не жаловался на свою работу, хотя она была и сложной, и очень ответственной - ведь от благополучия такой дружбы зависел наш мир со всем востоком.
Несмотря на то, что жизнь на Золотом берегу была тяжёлой и подчас очень суровой, арабам наша земля виделась привлекательной жемчужной и рыболовной жилой, и они уже не раз пытались покорить наш народ и превратить нас в своих рабочих, что вылилось в долгие воды войн, которые, к счастью, ещё до нашего с Каном рождения, завершились перемирием и договором об обоюдной торговле.