- Здорово зацепило?
Тот, взглянув на меня, ответил:
- С меня хватит. Я отвоевался.
Мы постояли рядом, посмотрели, как изредка, в разных местах рвались снаряды, и Толик направился домой. Перед тем, как ему уйти, мы обговорили сложившуюся ситуацию. У нас у обоих не было никаких документов. У Толика была какая-то справка из школы, говорящая, что он является учеником какого-то класса. А у меня совсем не было ничего. Поскольку он шел домой и ему дома документы были не нужны, то эту школьную справку он отдал мне. Авось, может пригодиться, так подумали мы оба. По выражению лица и по тому, как он отдавал мне свою справку, я понял, что он питает ко мне симпатию и понимает мою трудную ситуацию, считает меня своим другом, одинаково равным по мужеству и смелости. И если бы все зависело только от нас самих, то он, не колеблясь, остался бы рядом. Справку он отдавал с сознанием своей верности другу и что она, справка, может мне пригодиться.
Когда Толик ушел, уже вечерело. Надо было позаботиться о ночлеге и вообще как-то определиться. Я отыскал хату, где располагался штаб войсковой части. Там находилось несколько офицеров, в том числе тот самый капитан, с которым мы успели познакомиться по дороге из Котовска и с которым сидели в воронке, рассматривая немцев. Я сказал, что пришел сюда вместе с ними из Котовска с передовыми частями. Знакомый капитан подтвердил это. Я попросил, чтобы меня определили в какую-нибудь часть, чтобы я числился их солдатом. Мне велели, чтобы я обратился утром, а пока до утра где-нибудь переночевал. Я расположился на лавке в соседней комнате, где находились сами хозяева хаты. Хозяин дома показался мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, откуда я его знаю. Он несколько раз выходил на улицу, потом все стихло. Не успел я уснуть, как в дом зашел солдат и велел вместе с ним идти в штаб. Там за столом сидел все тот же офицер, а перед ним стояли два легионера в немецкой форме, казахи или киргизы.
- Какие у тебя есть документы? - спросил офицер.
Я сказал, что своих документов у меня нет, и я жил под разными фамилиями по разным документам. Сейчас живу вот по этой справке и показал Толину школьную справку. Я назвал свою настоящую фамилию.
- А у кого ты жил? - спросил офицер.
Я ответил, что жил у старика еврея, который тоже носил не еврейскую фамилию, а русскую Васильев Александр Кузьмич. Все его принимали за русского, потому он и уцелел. Пальто на мне тоже его.
- А случайно вот эти вояки не из твоих друзей? - спросил офицер, указывая на легионеров.
Те посмотрели на меня и сказали:
- Нет, не знаем.
На рукаве у них была нашивка, на которой в центре красовалась мечеть, а по кругу по периферии надпись 'Туркестан' и 'алла биз билан'. Легионеры хотели перейти к своим. Они спрятались под крышей дома, переодеться не успели и их там обнаружили. Не буду вспоминать весь долгий разговор в штабе. Дело кончилось тем, что мне велели идти домой и обратиться в свой военкомат, если я так горю желанием повоевать. Офицер велел мне покинуть воинскую часть и чем быстрее, тем для меня лучше. Если я попаду ему еще раз на глаза, мне не сдобровать. На прощанье он спросил:
- Случайно, ты сам то, не еврей? Уж больно вид у тебя не русский.
Я зашел в соседнюю хату, с разрешения хозяев лег на лавку и проспал до утра.
Утром, не медля, из села двинулся в Котовск. При выходе из села стоял часовой или просто солдат на посту, молодой парень лет восемнадцати. После разговора он сказал:
- Ладно, иди.
И я пошел. По дороге все время думал, почему в штабе буквально за какие-то минут 30-40 ко мне так резко сменилось отношение. Вначале пообещали принять, потом вдруг милость сменили на гнев и приказали ночью покинуть их воинскую часть. Я перебирал варианты и, вдруг, вспомнил. Ведь прошлой осенью мы с дядей Сашей свинью то на зиму покупали у хозяина дома, где расположился штаб. Лицо хозяина дома мне сразу показалось знакомым, только я никак не мог вспомнить, откуда я его знаю. Он же меня узнал. Сразу, ничего не говоря мне, он сообщил в штабе, что осенью я купил у него свинью, будучи одетым в немецкую форму. Потому-то он так часто и выходил из дома. Если это было так, то в штабе со мной поступили более, чем мягко. Отпустили домой. Почему? Я и по сей день не могу догадаться. Может быть, офицер был слишком уставшим, и ему не хотелось находить себе лишнюю работу. Может быть ему все осточертело, а может быть, мое еврейское дяди Сашино пальто косвенно навело на мысль, что человек, который жил с евреем и не предал его немцам, уже не мог быть врагом. А может быть, я говорил что-то правильное, и ко мне было какое-то доверие. Не знаю почему, но тогда мне повезло. Я уцелел.