А далее пошли дни моего выздоровления. Бьёрн рассказал, почему спас меня.
- Понимаешь, - говорил он. - Не могу видеть, как делают больно женщинам, на войну-то пошел под принуждением, как главный охранник прошлого правителя. Но на всех битвах пытался незаметно помочь женщинам, а когда увидел, как воин нападает на девочку со спины, уже не смог стерпеть, она ведь совсем еще дитя, решил что неважно, что со мной сделают в лагере, но девочке помогу.
Я не стала его разубеждать, что девочка еще "дитя", хотя, девочки у нас начинали держать оружие, прежде чем учились чтению и письменности. Я взглянула на него и, приподняв брови, указала пальцем на себя.
-А тебя спас, потому что тоже посчитал не справедливым оставлять тебя там и то, как на тебя напали...- он немножко помолчал. - А еще, потому что твои синие глаза смотрели с такой тоской и удивлением.
Я смутилась. Действительно. Я Мист старшая из сестер, смутилась. Покраснела, отвела взгляд, как обычная девчушка, а не девушка воительница.
Когда раны на ноге начали затягиваться, а ребра заживать, я стала вставать с кровати на некоторое время. Бьёрн любезно предоставил мне штаны, на пару размеров больше, но других не было, поэтому подпоясавшись найденной веревкой, я подумала, что сойдет и это.
Теперь в разговоре участвовали мы оба. Я рассказывала о том, как проходят будни у нас, за стеной. Он рассказывал о старых добрых деньках со старым правителем. Затем темы пошли про оружие и боевые навыки. Когда рана на ноге достаточно затянулась, я начала тренировки, и хотя Бьёрн постоянно ходил за мной с хмурым взглядом, повторяя.
- Тебе еще рано... Ну, куда ты...
И все равно, помогал. Иногда мы устраивали дружественные спарринги, чтобы вспомнить, каково сражаться с живым человеком, а не деревом, которое было уже исполосовано.
Очень скоро я нашла неподалеку от дома речушку. И хотя в доме была лохань, для того чтобы быть чистой, но ведь речка это совсем другое дело. Утром, до того как проснулся Бьёрн. Он упорно отказывался спать со мной на одной кровати, говоря одной лишь фразой:
- Не положено.
Он теперь спал не на стуле, а на полу, куда я поскидывала одеяла и подушку, чтобы было мягче, раз он не хочет спать на кровати.
Так вот, до того как он проснулся, я взяв большое полотенце, побрела к реке. Окунувшись, я окончательно проснулась. Вода была прохладно бодрящей, еще не прогретой солнцем. И вот когда я наплававшись, решила выйти, то увидела на берегу Бьёрна. Он как зачарованный смотрел на меня. Когда я стала выходить на берег, обнаженная, ну не плавать ведь в одежде, так и утонуть можно, он с шумом вдохнул сквозь зубы и попытался отвернуться. Но нет, не смог, глаза были прикованы ко мне.
Я же, не стесняясь, брела к нему. Полотенце и одежда висели как раз возле него на ветвях дерева. Он поедал меня взглядом. Прикрыв глаза, он прошептал какое-то ругательство и, приложив усилие, отвернулся.
А мне нравилось, как он смотрел на меня. Как поедал взглядом. Как горели его зеленые глаза, изучая мое тело. В моем сердце снова разгорелся огонь. Огонь непонятного происхождения. Хотелось быть ближе к этому Медведю. Я подошла, прижалась к его спине, не обращая внимания, что его рубаха моментально вымокла. Прижалась губами к основанию шеи. Он шумно вдохнул, выругался и, сбросив мои руки со своей груди, быстро двинулся к дому. А я осталась стоять. Разочарованная. Сбитая с толку.
Я насухо вытерлась и побрела к дому. А там, Бьёрн взял в руки меч и исполосовывал дерево. Пот струился ручьями по его обнаженной спине. Меня зачаровал этот вид. Но хотелось кое- что узнать.
- Ты не находишь меня привлекательной? - спросила я громко, чтобы он услышал.
Он оторвался от своего занятия и обернулся. Его взгляд говорил многое.
- Как ты дошла до таких мыслей?
- Но ведь ты не захотел меня, там, у реки...это все из-за того, что я валькирия? Да? Потому что я не такая женственная? Ведь все из-за этого?
Мне было обидно и, наверное, впервые за всю мою жизнь на мои глаза выступили слезы. Бьёрн подошел ко мне, взглянул в глаза и, прошептав:
- Глупая...
Припал к моим губам поцелуем. Сильным, страстным, яростным и немного даже грубым. Его губы сминали мои, язык уже проник в рот и танцевал с моим. Руки притянули меня ближе, еще ближе, так, чтобы между нами не оставалось ни капли места, между нами сейчас вряд ли бы даже лист осинки поместился. Я вцепилась руками в его широкие плечи, а затем провела вверх, запутываясь пальцами в уже отросших волосах.
Стон. Мой или его? Не понятно. Общий.