Увидел Иван наши копны, а Бураков сдавал больше всех зерна, и зачастили к нашему комбайну машины всякого начальства. Бураков недовольно останавливал на минуту работу, брал почетную грамоту или деньги-премии и двигал дальше, не дослушав похвалы.
У Буракова бункер набирался быстро, и Магомед становился на мостик и махал флагом – грузовик к нам! На ходу пересыпали зерно.
Обед привозили на середину поля, где близко работали друг к другу 2-3 комбайна, другие подплывали к ним. Саша отцеплял свой маленький трактор, Виктор садился сзади, Лида сидела наполовину у него на коленях, я на корточках внизу справа от тракториста, скорчившись в три погибели, чтобы не задеть рычаги, а Магомеду места вообще внутри не было, он взбирался на кабину и так мы тряслись до прицепа с обеденными котлами.
Меня дразнили «Куц». Кто-то из мальчишек, любителей спорта, назвал меня так за быструю ходьбу. В те годы жил да был Владимир Куц, мастер бега на длинные дистанции. Про меня ходила легенда: когда на ходу из бункера нечаянно высыпалось горкой зерно, то я соскочу с копнителя и пока соберу пригоршнями пшеницу в платок, то комбайн успевает сделать еще одну загонку, я же не могу догнать его в своих 42 размера ботинках. Я была всегда в последних рядах за какими-то благами и достались такие огромные. Повидаться, поговорить, посмеяться, можно было только за эти 20 минут обеда. Лида хохотала:
– Если бы Лина не догоняла комбайн, то мы не были бы первыми по уборке зерна!
И кто-нибудь из мальчишек серьезно заключал:
– Правду Лида говорит – Куц да не догонит!
Бураков не приказывал, а просто спрашивал:
– Может, сегодня переночуем в поле, чтобы не тратить время на поездку в бригаду?
Мы с Лидой легко соглашались. Сами боялись простоев, когда сорвется редкий дождик или ранний снежок. День- два приходилось ждать, пока поле подсохнет, и тогда мы отсыпались. Поковыляем с Лидой в столовку, с полузакрытыми глазами поедим, 2-3 куска хлеба в карманы комбинезона и опять спать. А если бы не было простоя, то работали бы, как миленькие. Нас подстегивал и держал азарт – хотелось продолжать игру, выстраивая ровные соломенные домики.
Еще несколько раз мы поспали, зарывшись «дневную», еще теплую солому в ночном поле. А звезды висели прямо над нами так низко и так ослепительно мигали, что и, закрыв уже глаза, казалось, видели, как они еще долго приближались к нам до самого глубокого сна.
А один раз пришлось работать все 24 часа. Завтра ожидался снежок и с нашего с Лидой согласия на рассвете мы уехали, когда все еще спали. И приехали, когда все наши только начали просыпаться. Ида подняла голову:
– Лина, Лида, разве так можно? Вы же серые… от усталости…
Серые, не серые, но мы на целине ни разу не заболели. Закалили свое здоровье.
Я не помню, наверное, нам давали какие-то одеяла, а в основном мы тесно спали на своих нарах и таким образом грелись. Когда не на шутку стал задувать снежок в нашу хибару без двери – ее не успели сделать до уборки – Иван нашел большой кусок брезента и повесил его в проеме двери. Сразу стало уютнее и теплее. А потом пришла команда из вагончика и быстро слепила нам печку прямо около двери, чуть ли не впритык к брезенту. Вот это событие! Затопили нашу неуклюжую красавицу каким-то мусором, вода в принесенной кастрюле нагрелась, и девчата по очереди вымыли головы.
А ветер раздувал брезент, а снежинки долетали прямо в наш таз… Но никто не простудился. Закон фронта – там получают раны, но не простые человеческие болезни. А нас называли «трудовым фронтом»…
…Небо ранней осенью тут совсем другое, чем на Северном Кавказе. Его видно здесь от горизонта до горизонта. Ясно, что земля круглая. Почти всегда плывут огромные разноцветные облака, чаще всего очень низко над землей. Торопятся, обгоняют друг друга, сбиваются в темную тучу, потом опять разрываются в клочья. В редкие минуты отдыха есть чем любоваться, особенно если их подкрашивает закатное солнце. Поле напоминает нам, что земля – нескончаемый глобус. Как океан безбрежный – вот точное для него определение, привычное в литературе, так и поле здесь – безбрежное. Точно. Бывало, что мы одни на этой ровной, без единого бугорка на земле без конца и края, до всех линий горизонта вокруг нас.