Некоторое время все шло спокойно. Принес как-то рукопись В.Немцов, я с трудом осилила ее и сказала Медведеву, что надо вернуть опус автору. Он возразил: нужно, мол, внешнему рецензенту отдать, тогда и решим. Вскоре он пригласил меня к себе в кабинет и с гордым видом протянул готовую рецензию. Она была разгромной, полностью совпадала с моим мнением. Одно меня насторожило - подпись. Василевский был фигурой одиозной - в издательстве его много лет негласно бойкотировали, учитывая «славное» прошлое: он во время войны в Испании оговаривал наших людей и чуть ли не был одним из виновников расстрела М.Кольцова. Я очень кратко сказала Медведеву: рецензия нормальная, а вот автор неподходящий, мы с ним не сотрудничаем. На том все вроде бы и кончилось, рукопись благополучно вернули и забыли.
В это время, то есть в том же 1973-м году, я подготовила к сдаче в набор сборник «Фантастика, 1973» и положила его на подпись Медведеву. Через некоторое время он зовет меня и заявляет, что сборник слабый, надо выбросить из него несколько произведений, в частности, «Останкинских домовых» В.Орлова. А мне эта повесть-фэнтези казалась лучшим произведением сборника (потом она превратилась в знаменитый роман «Альтист Данилов»). Я попыталась отстоять и повесть, и другие рассказы. Юрий Михайлович вдруг встал в позу, созвал всех редакторов и заново представился нам. «Я здесь представляю ЦК ВЛКСМ, самого Тяжельникова. Мои слова - слова самого Тяжельникова. И кто посмеет ослушаться, даю слово офицера (?): накажу, вплоть до увольнения».
Далее творились какие-то мелкие пакости, о которых у меня осталось смутное ощущение чего-то грязного, непотребного. Потом было обсуждение плана издания и плана редактирования на 1974 год. Мы его готовили заранее, задолго до утверждения: приходили интересные рукописи, предложения - из них мы постепенно компоновали планы. Опять-таки все было осуждено на выброс. Ходила к Ганичеву, пыталась что-то доказать - этот человек никогда прямо не смотрел в глаза и никогда прямо не соглашался и не отказывал. Так, в 1972 году Стругацкие предложили новую повесть «Пикник на обочине». Редакция вставила ее в план издания, заключила с ними договор и отправила на подпись Ганичеву. Долгое молчание. Я уже работаю над рукописью с авторами. Договор возвращает Осипов с вопросом: есть ли она в плане? Есть. В ответ записка Авраменко: договор будет подписан после прочтения произведения В.Н.Ганичевым. Лежит у Ганичева. Подходит 73-й год. Редакция (еще Жемайтис) заключает новый договор со Стругацкими, переправляет его Ганичеву. Лежит. 19 июля договор возвращается в редакцию с резолюцией В.Осипова: «Договор будет подписан только после прочтения рукописи В.Ганичевым». Следом - резолюция Авраменко: «Будет сдана (в набор?) в июле, если ничего не случится».
Что-то «случилось». Мне удалось опубликовать лишь отрывок из «Пикника на обочине» в 25-м томе БСФ. О дальнейшей судьбе повести хорошо рассказал Борис Стругацкий в своих «Комментариях…». До 1980 года рукопись находилась в редакции Медведева, в 1980-м вышел, по словам Бориса, «изуродованный» «Пикник…», и упивающийся своим «успехом» Медведев говорил всем: «Вот Жемайтис и Клюева не смогли издать «Пикник…», а я издал!»
В 1974 году приспело время подписать в печать сверку романа К.Саймака «Город». Медведев отказывается подписывать ее: вещь невероятная в издательском деле - чтобы заведующий редакцией не подписал сверку! Запрещать уже готовую к печати книгу всегда было прерогативой главного редактора или цензуры. Обвинение Юрий Михайлович выдвинул самое простое - антисоветчина! На счастье, к этому времени Осипова направили директором Издательства художественной литературы. Он и там расстарался: так приструнил коллектив, что пол-издательства разбежалось. Ганичева на этот момент не оказалось на месте. Новый главный редактор Владимир Михайлович Синельников (я его тогда первый раз увидела) выслушал меня (в присутствии Медведева) и подписал сверку.
Следующий томик - рассказы и повести Р.Брэдбери. Я его подготовила, но сдать в печать не успела - ушла из издательства. Тут уж новый редактор фантастики, некто Зиберов вкупе с Юрием Михайловичем так подредактировали сборник, что по его выходе переводчики Нора Галь, Лев Жданов, Сенин и некоторые другие, каждый от себя, написали письма в ЦК ВЛКСМ, в которых возмущались внесенной без их ведома редакторской правкой. А редактором значилась Б.Клюева. Так что мне пришлось сначала объясниться с переводчиками, потом написать письмо-протест в ЦК ВЛКСМ с требованием убрать мою фамилию из выходных данных. Никакого ответа не последовало.
Перед моим уходом мы с моими коллегами настояли, чтобы редакцию выслушали на заседании главной редакции, и это наконец произошло. Нас вызвали к Синельникову (на совещании присутствовал и секретарь парторганизации В.Таборко) и дали возможность всем высказаться. Выступила Соня Митрохина - у нее накопились свои претензии к Медведеву. Затем Светлана Михайлова рассказала о положении в редакции, об отношениях с заведующим. Я к тому времени уже решила уходить из издательства и, изложив все обстоятельства, завершила свое выступление словами: «Я увольняюсь, так как работать с начальником, способным на такие подлости, я не могу». Юрий Михайлович вдруг подскочил с криком: «Но я же не пошел в райком партии, не доложил о вашем разговоре по поводу Василевского!» Тут, в свою очередь, чуть не подскочил Владимир Михайлович Синельников. «Только этого не хватало!» - возмущенно воскликнул он.
После совещания главный редактор, отпустив всех, кроме меня, для приличия предложил мне остаться в издательстве, но я уже решилась. В декабре 1974 года меня взяли экспертом по художественной литературе в только что образованное (в связи с вступлением СССР в Конвенцию по международным авторским правам) Всесоюзное общество по авторским правам (ВААП). Нужно было начинать работу с нуля: коммерцией в Союзе до того времени еще никто не занимался, и, наверное, меньше всех я.
Вслед за мной ушла и Софья Александровна в издательство «Московский рабочий». Светлана Николаевна Михайлова перешла в редакцию научно-популярной литературы, а позднее я перетащила ее в ВААП: я уже собиралась на пенсию и хотела подготовить себе замену. Лучше Светланы ничего нельзя было придумать: она и фантастику знала, и английским языком владела, и, главное, была глубоко порядочным человеком.
ВААП (теперь РАО) располагалось в обычном школьном здании, а наш отдел художественной литературы, драматургии и искусства размещался в классе, где за столами сидело больше десяти человек. Начальник отдела Владимир Георгиевич Боборыкин тоже сидел вместе со всеми в этом классе. Все это напомнило мне мой приход в «Молодую гвардию». Что и подтвердилось в ближайшее время: Владимир Георгиевич оказался таким же терпимым, спокойным и порядочным начальником, каким был Сергей Георгиевич, только угощал он нас не шанежками, а своими крымскими винами - «Лидией», «Мускатом», «Изабеллой». У него был свой небольшой виноградник в Крыму, и каждую осень он возвращался из отпуска нам на радость с продуктом своей плантации. Наш, казалось бы, такой многочисленный коллектив жил дружно, мы умудрялись при тесноте и неизбежном шуме не мешать друг другу. Собственно литературными экспертами, кроме меня, были большие эрудиты и очень добросовестные работники Ирина Алатырцева и Вадим Панов. И сначала наравне с моими коллегами я занималась рекламой - а это была наша основная задача, особенно вначале - всех советских писателей, независимо от их «амплуа».