— Когда проезжаешь такие вот крутые повороты, надо погудеть, — взволнованно добавила Фелисия.
— Клаксон сыграл «Макарену». — Улыбка Джоша исчезла, словно унесенная ветром. — И вот тут-то он нас и ударил.
— Ни один другой гудок на полуострове не играет «Макарену», — сказала Фелисия. Теперь она не выглядела взволнованной. — Больше не играет. «Макарена» казалась крутой только первые пару недель после выхода. Потом она стала совершенно отстойной. Сейчас ее ставят только на свадьбах и прочих сборищах.
— Вот как он узнал. — Джош больше не кипел от негодования. Теперь в его голосе просто сквозила печаль. Джош не отрывал взгляд от моря — которое было таким темным, что его невозможно было отличить от покрытого облаками ночного неба. — Вот как он узнал, что это были мы.
Я лихорадочно попыталась припомнить, что поведал мне Майкл несколько часов назад в минивэне его мамы. «Они вылетели из-за поворота на полной скорости». Так он сказал. «Не посигналив и вообще никак не дав о себе знать».
Вот только сейчас Джош говорил, что они все же сигналили. И не просто сигналили, а по-особенному, так, что машину Джоша можно было отличить от любой другой…
— О боже, — произнес отец Доминик таким голосом, словно ему стало нехорошо.
Я была с ним совершенно согласна. Вот только…
— Это все равно ничего не доказывает, — вздохнула я.
— Издеваешься? — Джош посмотрел на меня, будто я сумасшедшая — это парень-то, который стоял на пляже в смокинге. — Разумеется, доказывает.
— Нет, она права. — Джесс встал с валуна и подошел к Джошу. — Этот Майкл поступил очень умно. Нет никакой возможности доказать — во всяком случае, в суде, — что он совершил преступление.
У Джоша отвисла челюсть.
— Как это? Он нас убил! Я же стою и говорю вам, что так оно и было! Мы посигналили, и он намеренно врезался в нас и столкнул нас со скалы.
— Да, — согласился Джесс. — Но твои показания, мой друг, в суде не примут.
Джош чуть не плакал.
— Почему это?
— Потому что это показания мертвеца, — невозмутимо ответил Джесс.
Обманутый в своих ожиданиях, Джош ткнул пальцем в мою сторону.
— Она-то не мертва. Она может им рассказать.
— Не может, — покачал головой Джесс. — Что она должна говорить? Что знает правду о случившемся тем вечером, потому что призраки жертв все ей рассказали? Думаешь, присяжные в это поверят?
Джош зло посмотрел на Джесса. А потом, опустив глаза, пробормотал:
— Ну и ладно. Тогда мы вернемся к первоначальному плану. Возьмем все в свои руки, да, ребята?
— Еще чего, — возразила я. — Ни за что. Злом зла не поправишь — и третьим злом делу уж точно не поможешь.
Кэрри перевела взгляд с меня на Джоша и обратно и поинтересовалась:
— О чем это она?
— Вы не отомстите за свою смерть, убив Майкла Медуччи. Извините. Но этого просто не будет.
Марк поднялся с песка впервые за вечер. Он поглядел на меня, потом на Джесса, а после на отца Дома.
— Так нечестно, чувак, — заявил Марк и, развернувшись, пошел с пляжа.
— То есть этот ботан просто останется безнаказанным? — Джош стиснул челюсти и угрожающе посмотрел на меня. — Он убил четверых людей и выйдет сухим из воды?
— Никто этого не говорит. — В отсветах костра Джесс выглядел как никогда неумолимо. — Но то, что случится с этим мальчиком, вас не касается.
— Да что ты? — Джош снова вернул насмешливый тон. — И кто же тогда им займется?
Джесс кивнул на нас с отцом Домиником и спокойно произнес:
— Они.
— Они? — Фелисия сорвалась на отвратительный визг. — А почему они?
— Потому что они медиаторы, — пояснил Джесс. В оранжевых бликах костра его глаза казались черными. — Это их работа.
Глава 14
Вот только была одна проблема: медиаторы не могли определиться, как именно разобраться с ситуацией.
— Слушайте, — прошептала я, когда отец Доминик бросил белую свечу в коробку, которую я держала, и выудил фиолетовую. — Давайте я просто анонимно позвоню в полицию. Скажу, что в ту ночь ехала вдоль Биг-Сюра, и что все видела, и что это был не несчастный случай.
Отец Дом вставил фиолетовую свечу на место, которое прежде занимала белая.
— И ты думаешь, в полиции проверяют все анонимные наводки, которые получают? — Он не потрудился понизить голос, потому что подслушивать нас было некому. Я шептала только потому, что базилика, со всеми ее золотыми листьями и величественными витражами, заставляла меня сильно нервничать.