«Что-то явно сгнило в штате Айова».
Устроившись на деревянном стуле рядом с Босси, я думала, что никогда еще не была такой уставшей. Не только физически. Я была опустошена, осушена изнутри, словно моя душа была одним из полотенец бабушки, из которого выжали воду и беспечно бросили сушиться на веревке. Мои кусочки разлетались от ветра, и был лишь вопрос времени, когда порыв будет достаточно сильным, чтобы рассеять меня, как пыль. Похлопав бок Босси, я выдохнула, только теперь поняв, что задерживала дыхание. Вскоре стало слышно, как в ведро льется парное молоко.
«И каким таким непостижимым человеческим ритуалом ты занята?» — сказал раздраженный голос.
Я вскрикнула и отпрянула, сбив при этом ведро и свой деревянный стул.
«Она доит корову, изъеденная мухами кошка»
«Я так и предполагала. Но этого мне не понять. И, кстати, у нас нет мух».
— Кто здесь? — крикнула я, развернувшись. Я подняла вилы и открыла дверцу стойла, пытаясь найти нарушителей. — У бабушки есть ружье, — предупредила я. Не думала, что мне придется когда-нибудь такое говорить. — Поверите. Вам ее лучше не злить.
«Почему она не знает, кто мы?» — спросил голос с ирландским акцентом.
«Не знаю. Может, что-то не так с ее разумом. Лили, мы внутри тебя», — сказал раздраженный голос.
— Что? — я прижала ладони к голове и присела на корточки.
«Может, я все еще сплю, — подумала я. — Или схожу с ума. Я все-таки не выдержала подготовку к колледжу? Теперь мне мерещатся голоса. Это плохой знак».
«Мы тебе не мерещимся, милая».
«Да, мы такие же настоящие как толстое аппетитное создание, которое ты пыталась доить. Молоко не такое вкусное, как красное сырое мясо, чтобы ты знала».
В моей голове появилось изображение, как я погружаю зубы в тело существа. Горячая кровь наполняет рот, и я облизываю клыки.
Я закричала, упала в небольшой стог сена, который принесла, чтобы накормить корову.
«Прекрасно. Ты ее сломала».
«Лили сильная, ее нельзя просто сломать».
«Много ты знаешь».
«Я была с Лили дольше. Думаю, я знаю ее достаточно, чтобы понимать, что она может выдержать».
«Это она точно не выдержала. Ты не чувствуешь, что она не связана с нами? Ее разум словно парит над нами. До этого она была вокруг нас, словно курица, охраняющая свои яйца. Теперь она ушла и оставила нас в скорлупках ждать, пока какая-то лиса заберет нас себе на завтра».
«Я избрана Исидой. Африканская кошка, которой суждено биться в великих сражениях зубами и когтями. Я — не куриное яйцо».
«Без Лили мы бессильны. Когда курица-наседка умирает, ее цыплята погибают тоже».
«Лили не мертва».
«Пока что».
Я лежала на месте, сено кололо шею и спину, а я слушала. Я умерла? Это был особый ад, созданный только для меня? От этой кошмарной мысли захотелось зарыться глубже. Спрятаться от безумия вокруг меня.
Два голоса продолжали спорить. Кем бы они ни были, они меня знали. Они звучали знакомо, но, как я ни пыталась, я не могла отыскать воспоминания. Босси подошла ко мне и ткнула носом мое замершее тело, подгоняя меня закончить доить ее.
Когда ее длинный язык оказался у моей щеки, я попыталась отодвинуться, но оказалось, что не могу даже скривиться. Я была в ловушке собственного тела.
«Аневризма мозга. Вот, что произошло. Только так можно объяснить голоса и неспособность двигать телом».
Дверь приоткрылась, я ощутила, как кто-то касается моей руки.
— Лили?
Мужчина склонился надо мной. Его глаза были добрые и знакомые, но было сложно узнать его. Кожа на его лице была обветренной, как и старый кожаный жилет, но морщинки вокруг его глаз показывали, что он большую часть времени улыбался.
«Хассан! — закричали оба голоса. — Он нам поможет».
— О, Лили! — закричал он. — Я боялся чего-то подобного.
Это звучало плохо. Мужчина пропал на миг, а потом вернулся с бабушкой. Она смотрела на мужчину, словно он был волком, пришедшим за ее лучшей овцой. Но она вместе с ним отнесла меня в дом. Как только меня уложили на диван, она пошла к старомодному телефону, висящему на стене.
— Прошу, не надо, — сказал тихо и с мольбой мужчина. Он посмотрел на бабушку, а потом на меня.
Я слышала гнев и подозрение в ее голосе. Они скрывались за слоем натянутой вежливости, которая уверенно таяла, как гора снега на проснувшемся вулкане. Бабушка собиралась разразиться во всей своей красоте.