Брезгливый уход церкви от государства и культуры, ставших непокорными церкви, был бы монофизитской ересью, реализованной в жизни. Ио также самоочевидно было бы недостойной церкви практической ересью и преклонение пред безоговорочным первенством светского безбожного государства. Исход из этого высоко драматического положения мы указали в оправданной уже историческим опытом системе благополучной жизни и деятельности церквей на базе нового правового государства. В нем церковь юридически уравнена со всеми другими религиями, но с сохранением драгоценного условия внутренней и внешней свободы. Это не привилегия, это не господство, это не первенство, но это высокой ценности условие, отправная точка, открытый путь для преследования церковью ее внутренне непреложного, неотменяемого теократического задания и идеала. На этом пути церковь не может симфонировать с аппаратом государства, но ей открыты широчайшие и разнообразные возможности симфонирования со стихией свободного общества. А силы общественные составляют душу самого по себе мертвого, приближающегося к механизму, аппарата политического. Церковь, таким образом, по существу своей миссии является попечительницей и наставницей духа и сердца самого населения. Точнее — избранной христианской части его, не принудительно и не паспортно только, но свободно вдохновляющейся церковными задачами. Задачи эти осуществляются изнутри, конституционно-законными методами свободной правовой государственности. Не без борьбы и конкуренции, в свободном состязании с другими подобными же идеологическими активностями других течений общественности. В этой новейшей форме симфонии не прямо с государством, а с верующим народом, плановый облик симфонии очень и очень ускромняется. Зато устраняется убаюкивающий волю христиан «номинализм» старых «христианских» государств. Получается «реализм» действительных, а не призрачных достижений христианизации мира сего. Это метод, изнутри и частично, скромно преобразующий вещи и явления мира сего в духе евангелия, а не внешне только штемпелюющий их эпитетом «христианский». Это действительное подчинение мировой ткани воле Божией, это реально-теократическое преображение ее, это так сказать, молекулярное достижение на путях созидания царства Божия на земле.
Долгий исторический опыт христианских церквей выработал несколько систем или методов такого теократического воздействия евангелия на мир сей, на государство, на политику, экономику, культуру. Известен преимущественно римо-католический тип теократического активизма. По нему церковь, беря в свои руки оба меча — духовный и железный, усиливается непосредственно, «клерикально», т. е. через своих клириков, начиная с папы и до последнего монаха, править всеми земными делами. Иной, протестантский тип теократического активизма, без религиозных колебаний и сомнений, доверчиво вручает свою общественную жизнь государству, князьям, считая, по-видимому, всю земную культуру абсолютно законной и святой, не чувствуя при этом никакого мистического раздвоения и рискуя подчинить евангелие потребностям государства. Третий тип решения проблемы преимущественно характерен для восточно-православной церкви. Здесь церковь благословляет меч земной культуры в руках государства, но берет и культуру, и государство, как области, подчиненные отраве первородного греха, под свою евангельскую цензуру. И осуществляет эту цензуру не через внешнее давление, не в формах внешней власти и принуждения, а изнутри, через пастырское воздействие не совесть своих духовных детей, в путях духовной свободы. Вот это-то духовническое, интимное воздействие на верующие сердца и есть основной метод теократической миссии церкви, православной в особенности. Вот этот метод мы и должны иметь в виду в планах осуществления начала симфонии в модерных условиях новейшей государственности, когда церковь формально отделена от государства и часто, не без предубеждений и вражды, по возможности отдалена от так называемой мирской деятельности.
Само собой разумеется, что указанное положение церкви в новом государстве без особых привилегий, большею частью усыпляющих бдительность духовенства, вынуждает последнее к очень нелегкой задаче осведомления и сознательности в широчайшем круге мирских политических и социальных вопросов, далеко выходящих за пределы и без того обширной сферы чисто церковных наук. Пред пастырством, начиная с его школьной подготовки, встает труднейшая задача — быть «церковью учащей» не только катехизису богословскому, но и