Еще несколько минут назад, когда нам обоим, как я верил, угрожала опасность, я был чертовски ему рад, но сейчас… Вспомнились два тягостных месяца ожидания, молчание Джона, его мучительное отсутствие. Видимо, все это отразилось на моем лице, потому что он тяжело вздохнул и шагнул ко мне как-то неуверенно.
– Слушай, я все понимаю, правда, – сказал он тихо. – Знаю, что злишься – мне ведь Артур о каждом твоем визите сообщал. Я каждый день, Ди… Черт! – он резко мотнул головой и посмотрел на меня беспомощно. – Но я должен был его поймать с поличным! – добавил он, оправдываясь. – У нас ведь формально ничего – совсем ничего на него не было. Он мог спокойно в Штаты въехать, его даже обвинить было не в чем. Отпечатков на стакане с ядом не нашли, Колина он ударил со спины – тот его подозревал, но под присягой сказать, что видел, не мог. А если бы Олсен знал, что мы еще вместе, был бы в разы осторожнее. И так вон логово не вычислили…
Точно – вспомнил я. Логово Олсена. Записи. Секундная вспышка ревности к Картеру заставила меня забыть, что Джон по сути только что отказался от своей карьеры ради меня.
Он что-то еще говорил, но я уже не слушал. Шагнул к нему, обнял, стараясь не думать о том, насколько грязным был чертов багажник, прижался носом к волосам и прошептал единственное, что стоило сказать в этих обстоятельствах:
– Я так скучал, Джон. Так… Не могу уже без тебя.
– Я без тебя тоже, – отозвался Джон и прижал меня к себе.
Глава 11
– Здесь есть горячее молоко, хочешь? – спросил Джон.
Мы сидели в небольшой кофейне недалеко от штаб-квартиры ФБР. Джон уверял, что сами фэбээровцы сюда нередко заглядывают, поэтому санитарный контроль тут на высочайшем уровне. (Не знаю, почему он считал, что одно связано с другим, по моему опыту, голодный агент ФБР способен сожрать что угодно, при условии, что оно хотя бы намазано горчицей). Расследование по делу Олсена шло полным ходом, и мы только что дали показания на камеру в самом ФБР, а затем Картер пригласил нас на ленч. Джон уже собирался отказаться, зная мою “любовь” к общепиту, но я подумал, что он имеет право на небольшой праздник, и решил рискнуть.
– Давай, – вздохнул я. В пастеризованном и кипяченом молоке, по крайней мере, можно было не опасаться микробов. – Только пенку…
– Заберу – ты и не заметишь, – пообещал Джон.
В этом был один из многочисленных плюсов наших отношений – горячее молоко я всегда любил, и плевать, кто и что думает по этому поводу, но пенку на нем ненавижу с детства, а Джон ее по каким-то причинам любит. На мой взгляд – извращение чистой воды, но, с другой стороны – он ведь и меня почему-то любит, а я, пожалуй, не намного меньшее извращение, чем пенка от молока. И пол тут даже не главное, учитывая все мои заебы, которые Джон мягко называет причудами. Подумав об этом, я решил, что благодарность будет не лишней, и улыбнулся Джону:
– Спасибо, ты мой спаситель.
– Ага, героический защитник от молочных пенок, – усмехнулся Джон.
– Ну все, восстал из пепла Фиванский отряд, – рассмеялся Картер. – Теперь я действительно верю, что вы готовы на отчаянные жертвы ради друг друга.
– Да что они знали, эти древние греки о героизме, – поддакнул Джон, расслабленно откинулся на спинку стула и посмотрел на меня довольно и влюбленно. – Вон Ди даже барбекю с моими родителями пережил, а это сам знаешь… Одни истории о моем бурном детстве в мамином эмоциональном исполнении чего стоят.
– Не греши на своих родителей, – строго сказал Картер, – они у тебя отличные.
Подошел официант, и мы сделали заказ. Я выбрал то, что ни при каких условиях не могло быть заражено – кипяченое молоко и пару бисквитов в вакуумной упаковке, благо они тут были. Картер посмотрел на меня сочувственно, а Джон только улыбнулся и заказал к своему бургеру двойную порцию жареной картошки. Искуситель! Знает же, что я порой не могу удержаться, когда вижу перед собой эту кошмарную жирную и, вероятно, не слишком гигиенично приготовленную еду.
– Ее обжаривают в кипящем масле, – будто читая мои мысли напомнил Джон. – И у всех работников тут перчатки и фартуки.
Я не стал приводить контраргументы о том, что перчатки – не панацея от микробов. В конце концов, выживал же я как-то на деловых обедах. А жареная картошка с молоком – это и правда, как выяснилось, очень вкусно.
– Ну, что Олсен, – спросил тем временем Джон у Картера. – Все еще утверждает, что пересек пространство и время?
– Ходячая эйнштейнова червоточина15, – кивнул Картер. – Но если он надеялся, что это поможет ему отвертеться, зря старался – комиссия признала его полностью вменяемым.
15
Червоточина – очень сложная штука из Теории относительности, в сильно упрощенном варианте – та хреновина, через которую можно путешествовать во времени и пространстве. Бывают проходимые и непроходимые червоточины, но в чем между ними разница, я так и не могу понять. Разве что в том, что через одну пройти можно, а через другую, вероятно, нельзя. Но и в этом у меня нет полной уверенности.