Арик рассказывал, как он проводил века в одиночестве. «Я скитаюсь по земле и вижу, как на моих глазах стареют люди. Я читаю любые книги, которые попадают мне в руки. Наблюдаю за звездами в небе; на протяжении моей жизни одни тускнеют, другие становятся ярче. Я неделями сплю и гоняюсь за драконом».
После его откровений я благодарила Бога, что не была обречена на такое. Его конь выглядит больным, и у него нет друзей. Почему он не заводил друзей? Чтобы не видеть, как они умирают?
Бабушка нахмурилась.
— Что делала Императрица? Она была бессмертна.
— Но как она проводила время? Какой была ее жизнь?
Моя жизнь.
— Я не знаю, — сказала она, явно озадаченная, — хроники описывают только игры. Вероятно, она правила людьми как богиня. И вспоминала свои лучшие победы.
Значит, Императрица веками пялилась на двадцать один символ на запястье? Что ж, я пасс. Чем больше я думаю об игре, тем больше воспринимаю сражение с Рихтером как билет в один конец. Я не рассчитываю уйти невредимой от убийцы, разрушающего горы и извергающего лаву.
Но я не остановлюсь, пока он не умрет.
— Бабушка, скажи, ты бы предпочла, чтобы я прожила счастливо несколько месяцев или была несчастна сотни лет?
Бабушка рассердилась.
— У нас нет времени на глупые вопросы. Твоя бессмертная жизнь будет данью богам. Ты станешь победительницей. Обязана стать, — она махнула рукой на лозы, плетущиеся вокруг, — и почему нет? Ты уже проводила блестящие игры. У тебя отлично подобранные союзники, по большей части. Хотя Цирцея может оказаться опасной.
Внезапный порыв ветра бросил в оконное стекло струи дождя, и она обернулась.
— Вспышка, вероятно, ослабила её, и схватка с Императором тоже. Но она с каждой каплей возвращает свои силы, — бабушка снова повернулась ко мне, — малышку Фауну, по крайней мере, несложно будет устранить.
От одной мысли об угрозе жизни Ларк я невольно выпустила когти. Лозы на потолке зашелестели. Ну всё, хватит.
— Бабушка, пойми одну вещь. Я не стала такой, как ты надеялась. Будь у меня выбор, я ни за что не сражалась бы и не играла в эту игру. Эти знаки на руке мне ненавистны… я получила их только потому, что защищала свою жизнь. Да, я хочу уничтожить Императора и его союзников, но никогда не причиню вред своим друзьям.
Её взгляд стал диким.
— Друзьям? Друзья? Да они предадут тебя при первой же возможности! — крикнула она, брызгая слюной, — Смерть, может, и нет, но только потому, что его похоть сильнее вековой жажды убийства. Неужели ты действительно думаешь, что им есть до тебя дело?
Я расправила плечи.
— Да.
— Это ненадолго, — заверила она, — только пока ты не прочла наши хроники от корки до корки.
— Что ты имеешь в виду? У нас ведь нет письменных хроник.
— Ты прекрасно знаешь, что есть.
Во рту пересохло; я резко мотнула головой.
— Ты должна была… должна была показать их мне.
— Эви, — ответила бабушка уже спокойным голосом, — я и показывала.
Глава 23
Охотник
— Coo-yôn?
Вблизи мелькает огонёк, становясь всё ярче и ярче. Фонарик? На каменных стенах колыхается тень.
Я приложил руку ко лбу, прикрывая глаза. Давно не видел столько света.
Прищурился. Моргнул. Ещё раз. Видение не исчезло.
Передо мной стоят два… Мэтью.
— Охотник!
— Ты призрак? Пришел забрать меня в ад?
Он нахмурился.
— А ты знаешь дорогу?
Как на него похоже! Неужели это действительно coo-yôn? Мое сердце забилось с бешеной скоростью… и от этого боль в ноге запульсировала с новой силой.
— Ты настоящий?
— Мы уходим, — сказал он чересчур громко.
— Тссс… Да ты и правда настоящий. Эви… моя девочка… она жива? — с трудом произнёс я и затаил дыхание в ожидании ответа. Через несколько секунд станет ясно, есть ли у меня надежда на будущее… или пора достойно встретить конец своей и так уже слишком затянувшейся жизни.
К предстоящему ответу меня будто готовил каждый миг существования. Вся пережитая боль. Все беды. И те сладостные мгновенья, когда Эванджелин Грин была моей.
— Императрица жива. Её улыбка умерла.
Вместе с облегчением накатила новая волна слабости.
— Боже милостивый, жива. Моя девочка жива, — дрожа в ознобе, я не могу сдержать чувств; на глаза набегают слёзы, — но как? Я думал, что привел её на смерть, как и остальных.
— Тредичи спас ее.
— Тре-что?
Он говорит о Доминия? На это я и надеялся.
— Смерть!
— Тише, coo-yôn, — хоть я и сплю отдельно от остальных пленников, но нас того и гляди кто-нибудь услышит, — ты должен отвести меня к Эви.
Я попытался встать, опираясь на здоровую ногу. Только задницу чуть не надорвал. Закружилась голова. Я крепко стиснул зубы, чтобы не отключиться.
— Как ты прошёл мимо охранников?
Здесь внизу закованные в кандалы рабы передвигаются свободно, но у лифта караулят двое вооруженных охранников.
Coo-yôn пожал плечами.
— Сумасшедшие силы.
— С кем ты пришёл? У вас есть оружие?
Наконец-то я выберусь из этой адской дыры! Вернусь к своей девочке.
Он опустил фонарик.
— Я плут.
Я попытался сесть. Медленно.
— Что это значит? Эви здесь?
Боже, пусть она будет здесь.
— Я один.
Охренеть…
— С тобой нет других Арканов? Значит, мне отсюда не уйти. Они и тебя схватят, если не уберёшься немедленно, — я привалился к каменной стене, — передай, что я люблю её. Скажи… скажи, что мы увидимся снова. Где-нибудь, когда-нибудь. Ну же, уходи!
Он помотал головой и прижал указательный палец к губам. Просит меня говорить потише? После того, как сам разорался на всю шахту?
— Тебе пора.
Хочется спросить, не сошёл ли он с ума. Но ответ, в общем-то, ясен.
— Ты имеешь в виду, что я умираю? Пришёл проводить меня на тот свет?
— Проводить наверх.
— В смысле вывести из подземелья?
Я снова прищурился. Не кровь ли это у него на руках?
На моих руках тоже кровь. Кровь целой армии.
— Почему ты не предупредил о Рихтере? — стиснув зубы, я ухватился за подол его куртки? — Из-за этого fils de pute мы потеряли Селену. Потеряли войско.
— Я вижу далеко.
— Почему, мать твою? Скажи, что у тебя была причина позволить им всем умереть.
— У меня была причина.
— Более важная для будущего человечества? Ведь именно в этом была вся суть, — может, это нападение отвлекло Рихтера от убийства ещё большего количества людей, или в пути все заболели бы костоломной лихорадкой и умерли в муках? — как я могу снова тебе довериться?
— Беги, Охотник. Или пойдёшь на мясо.
Довериться ему — всё равно что сыграть в русскую рулетку, ещё и не с одной пулей в барабане.
Он склонил голову.
— Пора идти. Я думал, ты хочешь её увидеть.
— Конечно, хочу! Очень. Вот только была бы у тебя ножовка…
Размытым взглядом я проследил за движением его рук. И увидел, как coo-yôn достал из рюкзака чёртову ножовку! Дурак спасает мою задницу? Спасает того, кто сам привык спасать?
Перед глазами снова всё поплыло. Я с силой тряхнул головой.
— Я на грани отключки, coo-yôn. У тебя есть план, как вытащить нас отсюда?
Он опустился на колени.
— Нет плана.
Merde! [26]
— Ты готов сражаться, чтобы выбраться? — спросил я, хотя до этого он ни в одном бою даже пальцем не пошевелил. — Иначе нас поймают и запрут здесь обоих.
Когда Мэтью снова на меня посмотрел, на долю секунды я его как будто не узнал, словно увидел совсем другое лицо. Или… маску. Ну никак не похож он на парня, с которым мы прожили бок о бок несколько месяцев.
Но потом он улыбнулся привычной глуповатой улыбкой и снова стал Дураком.
И тут я ясно увидел наше будущее. Скоро его закуют в цепи, а меня разделают на мясо.