— Наш новый доктор окончил осмотр лейтенанта Брок. С ней всё будет в порядке. Кажется, доктор Фланкс очень хочет доказать свою полезность новому руководству.
Менгск кивнул.
— Хорошо. Мы позволим нашему дружелюбному доктору в полной мере доказать свою верность, — он посмотрел на Сару. — Скажи ему, чтобы явился ко мне.
— Есть, сэр! — Поллок повернулся к Сомо. — После разговора с доктором я бы хотел поговорить с тобой.
— Что-то важное, лейтенант? — спросил Менгск.
— Всего лишь небольшой дисциплинарный разговор, сэр, — Поллок кивнул Менгску, тот кивнул в ответ и Полок вышел. Сомо вопросительно посмотрел ему вслед, гадая, о чем же лейтенант хотел поговорить с ним.
Арктур повернулся и продолжил смотреть на Сару Керриган. Сомо осознал, что тоже смотрит на неё в надежде, что она будет в порядке после всего пережитого, отчаянно желая поговорить с ней, узнать, что она за человек. Если Менгск прав, она прожила жизнь безвольного участника событий, о которых даже не может вспомнить. Возможно она жила отшельником или изгоем. Сомо знал, что это такое и внезапно ощутил связь с этой женщиной.
«Жаль, я не могу читать её мыслей» — подумал он.
Сара помнила, что ей снились кошмары, но не помнила, о чем они были. Каждый раз, когда она пыталась вспомнить, в её мозгу проносились ужасные картины, слишком быстро, чтобы их запомнить: тёмные комнаты, расползающаяся слизь, похожее на личинку существо… а что перед этим? Где она теперь? «Ты всё ещё спишь» — подумала она. «Пока ещё не время просыпаться, Сара. Позже». Голос не принадлежал ей. Она не могла его опознать, ей казалось, он принадлежал её матери. Она пыталась что-нибудь вспомнить о матери, как она выглядела, какой у неё был голос, кем она была… но ничего не приходило. Затем она попыталась вспомнить отца, и снова ничего. Казалось, все двери в её разуме оказались закрытыми, а ключа у неё не было. Она знала, что когда-то ключ был, но понятия не имела, где потеряла его.
Потом ей казалось, что она слышит голоса, отдаленное бормотание, приближающееся и отдаляющееся, иногда становящееся достаточно различимым, чтобы понять, о чём говорят. Затем голоса снова отдалились, превратились в равномерный гул.
Голоса эти хоть и были едва различимы, затрагивали какие-то глубокие уровни её сознания: зов, заманчивое приглашение, которое невозможно выразить словами, только мыслями, иностранные, далёкие слова, непереводимые ни на один язык. Сара лишь на мгновение обратила на это своё внимание и тут же вернулась к попыткам открыть запертые двери своей памяти.
— Если снова впадёшь в ступор во время задания, назад не вернешься. Это понятно? — глаза Поллока были широко открыты, смотрели в переносицу Сомо, выискивая мельчайшее проявление протеста, покаяния за то, что Поллок сделал из него пример для наказания. Сомо не позволил себе этого.
— Я больше не впаду в ступор. Это был первый раз, когда я… — начал было Сомо.
— Не пытайся оправдываться, рядовой. Я многое слышал и от людей получше тебя. И так как ты этого до сих пор не понял, ты больше не мой солдат. Не думаю, что ты здесь нужен. Но даже если бы ты создавал ещё больше проблем, чем есть сейчас, я не стану делать с тобой того, что должен, ибо у нас на счету каждый человек. Но не думай, что если в следующий раз облажаешься, это сойдет тебе с рук!
— Как я и говорил, этого больше не повторится, — Сомо смотрел Поллоку в глаза, изо всех сил стараясь не разглядывать вмятину на его голове (он сильно сомневался, что это как-то поможет в сложившейся ситуации).
— Если это произойдёт, это будет в последний раз, — Поллок развернулся и вышел из комнаты.
Из помещения, где Поллок устраивал ему разнос, Сомо направился прямиком в лазарет, чтобы проведать Селу и, конечно же, другую пациентку, Призрака. Он надеялся, что она успешно перенесла операцию.
Долгое время была только тьма. Затем было медленное возвращение к реальности, словно неторопливое всплытие. В горле была сухость, а голова раскалывалась от боли. Сквозь закрытые веки пробивался свет. Слышались звуки: шум работающего оборудования, гул больших двигателей. Были также мысленные картины, множественные, комплексные, картины, каких у неё никогда не было. Основная суть мысленного потока заключалась в том, что некто считал её очень важной, и поэтому она до сих пор жива.
Сара Керриган открыла глаза. Она находилась в ярко освещенной комнате. Рядом с кроватью сидел мужчина, внимательно глядя на неё. Он выглядел довольно старым, его волосы, местами с проседью, были схвачены в хвост на затылке. У него были большие усы, выступающие брови, защищающие блестящие глаза. Он был одет в форму, которая лишь издалека напоминала конфедеративную.