Это заставило его задуматься о судьбе тех, кто находился в коровнике. Они, несомненно, были обречены. Оставалось только выбрать способ, которым они встретят свою смерть.
— Мальчики, — сказал он, — нам нужно кое-что обсудить.
Он обернулся, чтобы видеть своих спутников. Некоторые из них смотрели на него с блеском надежды в глазах, как будто ожидали, что он сформулирует какой-то план, как избежать этого мерзкого, вонючего места и судьбы, которая их ждала.
— Мы умрем. Большинство из вас это приняли. А остальным важно смириться с этим. Сейчас важно то, что мы покажем этим ублюдкам, как умирают римляне. От этого зависит многое. Они захотят, чтобы мы ныли, как побитые дворняги, и просили о пощаде. Они захотят, чтобы мы умерли как трусы, чтобы они испытывали меньше страха, когда они в следующий раз вступят в битву с римскими солдатами. Мы не можем этого допустить, слышите? Ради наших товарищей, ради мести нам придется умереть стоя твердо и прямо, как гвозди. Каждый из нас. Вероятно, они захотят прикончить нас по одному. Независимо от того, что вы увидите или услышите, вы должны стиснуть зубы и не проявлять страха. — Он сделал паузу, чтобы его слова улеглись в их головах. — Я не говорю, что мы все справимся, хотя это было бы к лучшему. Но многие из нас подают пример, показывающий этим варварам, что римские солдаты встречают смерть без страха, это потрясет их до глубины души. Вы со мной в этом вопросе?
Последовала пауза, прежде чем Герминелл кивнул, затем один за другим ветераны проворчали свое согласие. Макрон снова перевел взгляд на трусоватого молодого человека.
— Как тебя зовут?
— Батилл… Публий Батилл.
— Хорошо, Публий Батилл, ты со мной, как и остальные?
Наступила пауза, пока Батилл шевелил челюстью, а затем сказал: — Почему я должен быть с тобой? Это ты ввел нас в этот бардак. Ты заставил нас остаться здесь. Мы могли бы сбежать вместе с женщинами и детьми. Ты оставил нас в Камулодунуме, когда не было никакой надежды защитить его. Все эти люди погибли из-за тебя. Почему я должен слушать тебя сейчас?
Когда он говорил, его голос стал пронзительным, и Макрон вряд ли мог его винить. Откуда ему было знать, что Макрону обещали поддержку со стороны гарнизона Лондиниума и перспективу того, что Девятый легион придет им на помощь, но его ожидало жестокое разочарование по обоим пунктам. Сейчас он мог бы использовать это как оправдание, но Макрон не был из тех, кто инстинктивно ищет виноватых в тех ситуациях, в которых он оказался. В конце концов, какая разница и какая польза от этого?
— Послушай меня, парень, — ответил он мягким тоном. — Мы сейчас здесь. Это не изменится. Что случилось, то случилось. Возможно, ты и прав во всем, что только что сказал, но ты нападаешь на меня, разве мои извинения что-либо изменят?
Батилл открыл было рот, чтобы ответить, затем покачал головой.
— Ну? — подсказал Макрон.
— Ничего, — пробормотал молодой человек. — Это ничего не меняет.
— Хорошо, и что же это значит для тебя? Ты вместе с нами примешь смерть, глядя ей в хреновы глаза?
— Я… Я сделаю все, что смогу, центурион.
— Хороший ответ! Знаешь что, Батилл? Я думаю, из тебя получился бы отличный легионер, если бы ты присоединился к ним. При правильной подготовке и настрое я бы с гордостью сражался бок о бок с тобой.
Его слова поддержки вызвали у молодого человека слабую улыбку. Будем надеяться, что его решение продлится до времени, назначенного для его смерти, и на протяжении всех мучений, которые наверняка бритты им уготовили, если Макрон хоть немного разбирается в кельтских вкусах в уничтожении захваченных врагов.
Снова наступила тишина, и заключенные попытались найти удобные позы, чтобы отдохнуть и ослабить давление своих пут. Макрон закрыл глаза и попытался игнорировать неистовую жажду и раздраженное урчание в голодном желудке.
Свет померк, наступила ночь, и коровник осветился отблеском костров мятежников. Заключенные снова были вынуждены терпеть громкий шум праздника, смех, пение и хвастливые разговоры, смешанные с потрескиванием пламени. Подойдя ко входу, Макрон взглянул сквозь щель в бревнах и увидел четырех крупных охранников, выставленных прямо снаружи. Они стояли, опершись на копья и щиты. Он заметил, что они не пили и, очевидно, получили строгий приказ выполнять свою обязанность внимательно следить за заключенными.