— Весело с вами, — сказал Федя. — И по деньгам дешевле выходит, чем на юг в отпуск ехать. Считай, только жратва да бензин.
— Ты это о чём? — не понял Клопундий.
— Забей.
С того дня Жучино выпал из общественной жизни. Всё своё время он посвящал обучению Стрекозеллы, или, как её назвали по совету Феди, Стрекозауры. «Моя бвбка уже по десятому кругу пересматривает древние сериалы, и там есть один про какую-то Изауру. Все флешки этим хламом забиты!» — жаловался раб рабовладельцам, приняв стопку горючего.
Однажды после лыжного марш-броска Федя позволил себе рюмочку мартини. Насекомым он наливал дешёвое вино из картонных коробок. Стрекозаура уже научилась держать вилку, но пока не разговаривала. Вина ей не давали из педагогических соображений. Разговор зашёл о том, кто чем занимается по жизни.
— То, что Мохнурий — учёный, я уже знаю. А ты, Жучино, какого чина?
— Мажор третьего ранга Насекомой Гвардии ея императорского ползейшества! — подкрутив ус, отрапортовал жук и поправил Стрекозауре слюнявчик.
— Нормально! А Клопундий кто?
— Я — лицо духовное, — ответствовал клоп, насаживая солёный гриб на вилку. — Обращаю страждущих и тёмных в праведный инсектицизм.
— Ну-ка меня обрати, — попросил Федя и икнул. — А то я как раз тёмный сегодня.
— Изволь, — сказал клоп, дожевал, встал в позу и начал проповедь:
— Если влез на потолок —
Значит, у тебя всё ОК.
Надо крыльями махать,
Бегать, ползать и летать!
С потолка тебе видна
Сразу целая страна.
Мухобойки убоись,
И всё будет…
— Стопэ! — замахал руками Федя. — Это вы что, стихами в свою веру обращаете?
— Ну не прозой же, — удивился Клопундий. — Читаем Великий Насекомый Стих, пока обращаемый не обратится. Стих не очень длинный, всего триста куплетов.
— А если не получилось? Вдруг кто упорствует в неверии?
— Тогда читаем ему Великий Насекомый Стих по второму кругу.
— Да уж, тут любой обратится.
— Так читать дальше? — с надеждой спросило духовное лицо.
— Не надо, я уже обратился. Пью за инсектицизм! — и Федя хлопнул ещё мартини.
Клопундий посмотрел на новообращённого с сомнением, хлебнул поддельного шардоне прямо из коробки и начал подкоп:
— Что ж, мы тебе о себе всё рассказали. А вот кто ТЫ такой?
Федя не удивился вопросу:
— Выживальщик я. Поняли?
— На вашей планете все выживальщики, — буркнул Паурон, не принимавший участия в беседе. Он сидел в углу и допивал вторую коробку, оплетя её паутиной и фантазируя, что это муха.
— Не кисни, тарантул, скоро домой полетите. Вот закончится у меня отпуск…
— Подожди, служивый, ты же говорил, что мы ждём, когда самогон у твоей бабки перебродит? — вынул морду из салата Мохнурий.
— А, ну и это тоже. По-любому две недели осталось. Как там поживает твой Ползук?
— Хорошо! — радостно переключился на другую тему бражник и расплылся в улыбке. — Утром возили на нём первый груз.
— Надеюсь, вы его с собой заберёте? На Земле двухметровый плавунец ни к чему, тут и без него мутантов хватает.
— Заберём, конечно! И его, и Стрекозауру. Мы не можем бросить в этом ужасном месте своих собратьев, даже если у них ай-кью ниже восьми, — с пафосом сказал Мохнурий и опять уронил морду в салат.
— Эх ты, опять напился, одно слово — бражник, — пожурил его Федя. — А насчёт ай-кью — согласен. Люди с таким уровнем тут запросто живут, иногда даже в начальство пробиваются, а вот насекомым будет сложновато.
***
В трухлявой, кривой, ободранной избе огромный чёрный жук читал огромной жёлтой стрекозе Бодлера — добрый Федя закачал ему в сморкфон кучу стихов через блютус, но поставил жёсткое условие не читать их вслух в его присутствии под страхом тапкования. С починкой двери и окошка в избе воцарилось тепло, и гаджеты снова работали. Сам Федя каждый день предавался лыжному спорту, а иногда забавлялся, дрессируя плавунца: кидал ему палку и велел принести. Ползук делал стремительные успехи.
Мохнурий подтрунивал над доном Жучино, спрашивая, когда свадьба, а Стрекозаура училась завязывать бантики на упаковочных шпагатах. Паурон пристрастился к чтению — особенно хорошо у него шли женские иронические детективы, привезённые для растопки. После прочтения он их съедал. Освещалась изба Фединым фонарём, свечками и двумя керосиновыми лампами «летучая мышь». Периодически Федя сетовал, что негде зарядить ноутбук и нормально посмотреть кино, но на безрыбье годился и смартфон — насекомые каждый день заряжали надкрыльями и его гаджет.
Клопундий понял, что его миссионерская работа с треском провалилась, и совсем заскучал. Много пить он не мог — религия не позволяла, а помогать Мохнурию по хозяйству считал ниже своего достоинства, поэтому целыми днями сидел и смотрел в стену. Чтобы он не помер от тоски, Федя привёз ему метровый рулон пупырчатой упаковочной плёнки.
Самогон тихо бродил в сорокалитровой алюминиевой фляге где-то далеко в деревенском доме Фединой бабки; спичка ещё гасла. Приближался Новый год. Погоды стояли тихие, температура не опускалась ниже минус трёх, и аккумулятор машины не разряжался.
Однажды Федя попытался рыбачить, но гигантский плавунец давно смёл всю рыбу в реке.
— У, скотина ненасытная, — погрозил ему кулаком рыбак-неудачник, — скорей бы тебя на Клопендру увезли.
Плавунец, сидевший на берегу как голодный кот, подполз к нему и жалобно потыкался мордой ему в сапоги: дескать, что мне делать, ежели природа у меня такая?
Всё было хорошо. Насекомые и Федя вкушали тихие радости зимней деревенской жизни, и никто из них не знал, что весёлая группа студентов, с которой всё началось, планирует на Новый Год лыжную экспедицию вдоль берега речки Безрыбки, аккурат в тот район, где инопланетяне-инсектоиды спрятали избу. Специально выбирали место подальше от того зловещего леса — они же не знали, бедняги, что избу перегнали по воздуху. Но об этом чуть позже.
***
И вот наступил день, когда спичка не погасла. Было это накануне Нового года, тридцатого. Утром тридцать первого Федя поехал к бабке, а вечером, как и обещал, привёз насекомым две канистры горючего — обе по двадцать литров. Фурор был неописуемый!
— Да это нам до самой Клопендры хватит! — подпрыгнул Паурон, а его подчинённые пустились в пляс вокруг стола.
— Вот и оладушки, — сказал Федя. — Кстати, сегодня у нас, землян, праздник. Самый большой. Будут пьянки, гулянки и салют. Хотите поучаствовать, или сразу свалите?
— Я бы поучаствовал, — сказал Мохнурий. — Я на конкурсах первые места беру. Может, опять приз какой дадут.
— Второго глиняного гнома, — проскрипел Клопундий и лопнул ещё один пузырёк — он справился с плёнкой пока лишь наполовину.
— Я твои призы таскать больше не буду, — объявил паук. — В прошлый раз чуть спину не надорвал.
— Теперь у нас есть раб, да ещё на машине, — успокоил его Мохнурий. — Слушайте, народ, а давайте и правда съездим перед улётом на праздник. Музыку послушаем, салют посмотрим.
— Не «улётом», а «отлётом», — поправил его Клопундий.
— Не учи учёного!
— Учёный — к стене приколочённый.
— Не брешите, — прикрикнул главниссимус. — Я против вылазки.
— А я за! — капризно проныл Мохнурий. — Мне нужна эмоциональная разрядка.