Кроме того, с эзотерически понимаемым условием «устойчивости» связано «олимпийское» свойство, а также свойство «мира». Цари, «черпающие свою древнюю власть от высшего бога и получившие победу из его рук», являются «маяками мира в бурю». [76] После «славы», центральности («полярности») и устойчивости, мир является одним из главных атрибутов царственности, который сохранялся до сравнительно недавних времен: Данте говорил об императоре-миротворце (imperator pacificus) —этот сан носил еще Карл Великий. Естественно, речь идет здесь не о профаническом, внешнем «мире» в политическом понимании —мире, который в лучшем случае является лишь отблеском истинного мира, а о внутреннем и реальном мире, неотделимом от вышеупомянутого «победоносного» элемента, выражающего не столько прекращение деятельности, сколько ее совершенствование, то есть чистую цельную деятельность, сосредоточенную в самой себе. Речь идет о том мире, который реально свидетельствует о сверхъестественном.
Согласно Конфуцию, человек, предназначенный к господству, в отличие от обычного человека, обладает «принципом устойчивости и покоя, а не возбуждения», «он несет в себе вечность, а не мимолетные движения радости». [77] Отсюда исходит спокойное величие, выражающее неодолимое превосходство, которое покоряет и принуждает к сдаче, без вступления в сражение, мгновенно пробуждая чувство трансцендентной силы, в совершенстве владеющей собой, но готовой разразиться в любой момент, являя собой вызывающий благоговение и внушающий трепет смысл действенной божественной воли (numen) [78] Священный римский мир (pax romana), связанный именно с трансцендентным смыслом Imperium, можно считать одним из выражений подобных значений на уровне универсальной исторической реализации. Если этос превосходства по отношению к миру, покоряющего спокойствия, безмятежности и одновременно готовности к абсолютному повелеванию остается отличительной чертой аристократического мира, то даже ставшую светской знать следует считать отзвуком этого изначально как царского, так и духовного и трансцендентного элемента.
Чакраварти, вселенский верховный владыка, является не только «господином мира», но и господином «закона» (или порядка, puma) и «справедливости» —дхармараджа. «Мир» и «справедливость» являются двумя основными атрибутами царственности, которые сохранялись в Западной цивилизации вплоть до времен Гогенштауфенов и Данте, пусть даже в том смысле, при котором политический аспект ощутимо затмевает высший аспект, предполагающий эти понятия. [79] Кроме того, указанные атрибуты можно найти и у загадочной фигуры Мелхиседека, царя Салема, который на самом деле представляет собой лишь одно из множества образных описаний функции «вселенского владыки»: Генон указал на то, что mekki-îsedeq по-еврейски означает как раз «царь справедливости», тогда как Салем, правителем которого он был, не является городом, но —как это следует уже из толкования Павла —означает не что иное, как «мир». [80]Традиция утверждает превосходство царского жреческого сана Мелхиседека над саном Авраама —и уже здесь следует отметить тот крайне значительный факт, что именно Мелхиседек в загадочной средневековой аллегории о «трех кольцах» выступает в качестве провозвестника того, что ни христианство, ни ислам более не знают, что является подлинной религиозностью; между тем «царственная религия Мелхиседека» нередко отстаивалась гибеллинской идеологией в споре с Церковью.
На подобном уровне, «царь справедливости» соответствует уже использованному выражению «вселенский царь» (дхармараджа), из чего, кстати, следует, что понятие «справедливости» настолько же выходит за рамки профанического понимания, как и понятие «мира». Действительно, слово дхарма на санскрите означает также «собственную природу», закон, свойственный данному существу, что в действительности прямо соответствует тому древнему законодательству, которое иерархически упорядочивает «по справедливости и истине» всякую функцию и форму жизни согласно природе, присущей каждому отдельному существу —свадхарма —в системе, устремленной к высшему миру. Наконец, подобное понимание «справедливости» свойственно платонической концепции государства, которая является чем-то большим, нежели «утопической» абстрактной моделью, и во многих аспектах может считаться отзвуком традиционного устройства более древних времен. У Платона идея справедливости (δικαιοσύνη), воплощением которой является государство, находится в тесной связи сοικεοπραγία или suum cuique (каждому свое) —принципом, согласно которому каждый должен исполнять функцию, соответствующую собственной природе. Таким образом, «царь справедливости» также является первоначальным законодателем, учредителем каст, устроителем учреждений и обрядов —всей этико-сакральной совокупности, которая в арийской Индии обозначалась понятием дхарманга и которая в других традициях соответствует местной обрядовой системе, с соответствующими нормами индивидуальной и коллективной жизни.
[78]
В древние времена ослепительная сила, символизируемая сломанным скипетром и фараоновским
[79]
Фридрих II признавал «справедливость» и «мир» той основой, на которой построены все королевства. «Справедливость» в Средние века часто смешивалась с «истиной» и указывала на онтологическое достоинство имперского принципа (см.