Хотя интеллектуальная стандартизация, конформизм и принудительная нормализация, организованная в больших масштабах представляют собой типично американские явления, они, тем не менее, совпадают с советским идеалом «государственной мысли», единой для всего коллектива. Было справедливо замечено, что каждый американец —будь то Вильсон, Рузвельт, Брайан или Рокфеллер —подобен евангелисту, которой не может оставить в покое себе подобных, постоянно испытывая необходимость проповедовать и стремясь обратить, очистить, возвысить каждого до уровня морального стандарта Соединенных Штатов, который он без малейших сомнений считает высшим. Это началось со времен отмены рабства во время гражданской войны и закончилось двумя демократическими «крестовыми походами» против Европы, организованных в первом случае Вильсоном, а во втором —Рузвельтом. Но и в малом, о чем бы ни шла речь (будь то сухой закон, пропаганда феминизма, пацифизма или «возвращения к природе», вплоть до евгенической проповеди и так далее), виден все тот же дух, та же воля к стандартизации, грубое вторжение коллективного и общественного в индивидуальную сферу. Нет ничего более лживого, чем утверждение об «открытости» американской души, лишенной предрассудков: не существует ни одного другого народа, обладающего столькими табу. Но американцы даже не замечают этого.
Уже указывалось на то, что одной из причин интереса, питаемого большевистской идеологией к Америке является то, что она поняла, насколько успешно при данном типе цивилизации техницизм способствует идеалу обезличивания. Моральный стандарт соответствует стандарту американской практики. Общедоступный комфорт и перепроизводство в обществе потребления как отличительные черты Америки оплачиваются ценой миллионов людей, низведенных до роли рабочих автоматов, воспитанных в духе доведенной до крайности специализации, сужающей умственные горизонты и притупляющей всякую восприимчивость. Место древнего ремесленника, для которого любое ремесло было искусством, вследствие чего каждое изготовляемое им изделие несло на себе печать своего творца и всегда являлось делом собственных рук, что предполагало личное, непосредственное, качественное знание своего ремесла, занимает орда париев, служащих бездумными придатками механизма, вследствие чего и сами рабочие (за исключением тех, кто занимается починкой машин и знает их секреты)становятся всего лишь одними из таких механизмов, работающих в автоматическом и однообразном режиме. В этом вопросе Сталин и Форд протягивают друг другу руки и круг замыкается: стандартизация, присущая всякому механическому и количественному продукту, требует стандартизации его потребителя, однообразия вкусов, прогрессирующего сведения разнообразия человеческих типов к небольшому числу, что неизбежно приводит и к стандартизации мышления. Все в Америке способствует этой цели: конформизм, выражающийся в терминах «реальности» (matter-of-fact) и единомыслия (likemindedness), становится паролем на всех уровнях существования. Поэтому, если удается устоять заслонам, возведенным для удержания волны организованной преступности и других диких форм «сверхкомпенсации» (мы уже говорили в этом отношении о битниках), американская душа, всячески облегчаемая от груза раздумий о смысле жизни, катящаяся по накатанным, ясным и надежным рельсам, становится простой и естественной подобно овощу, защищаемая ото всякого столкновения с трансцендентным прочными заслонами «животного идеала» и спортивно-оптимистическим видением мира.