Таким образом, необходимо сказать, что те, кто сегодня думает, что являются людьми Традиции в силу того, что они обращаются к католичеству, останавливаются на полпути, будучи неспособны увидеть первые звенья в длинной цепи причин, и, в первую очередь, мир истоков и абсолютные ценности. В западном материализме, ориентированном в мужественном направлении, и в присутствии духовности, неотделимой от не западных, «южных» элементов, в которой также отсутствует высшее, метафизическое и эзотерическое измерение, можно видеть два противостоящих и тем не менее согласующихся аспекта одной и той же ситуации.
Аналогичный структурный дуализм заранее мешает любой попытке традиционной реставрации, ориентируя ее в ошибочном направлении.
В нынешней цивилизации любой призыв духовности истоков, который мог бы вывести из тупика, преодолеть разрыв, поднять на план света силы действия, замкнутые в темном и варварском мире современного величия, неизбежно имел бы проблематичный исход, —возможно, намного более проблематичный, чем во времена Возрождения. В современном мире слишком сильна тенденция воспринимать мужественность, личность, действие и независимость в чисто материальном и человеческом смысле, чтобы любая доктрина восстановления изначального смысла и права в свете традиционных и трансцендентных отсылок смогла избежать мгновенного сведения к тому же самому смыслу, не преобразовав профанное в священное, а наоборот. Когда сегодня говорят о правах независимого государства относительно церкви, кто мог бы понять что-нибудь иное, кроме плебейских и мирских притязаний на светскую власть, восстающих против духовного авторитета? Или кроме зловещей узурпации новых «сверхгосударств» и нового националистического или коллективистского мистицизма? Когда говорят о надиндивидуальности, можно ли думать о чем-либо другом, кроме «сверхчеловека», то есть о худшей стороне идей Ницше? И когда сегодня говорят о «цивилизации действия» как возможности, равной по достоинству «цивилизации созерцания», разве не распознается в этом триумф как раз наших дней в тех формах, которые демонстрируют неоспоримое превосходство над любой эпохой прошлого в силу тех механических, технологических и военных завоеваний, которое европейское общество осуществило менее чем за столетие именно при помощи культа действия? И даже самое последнее возрождение мифов, таких, как римского и северогерманского, идеи расы, арийства и так далее —разве они не приняли крайне проблематичное направление в контексте политических переворотов, ускоривших итоговый коллапс Европы?
Следовательно, нужно заключить, что этот путь прегражден вдвойне. Тюрьма, в которую заключен человек Запада, одна из самых страшных, потому что у нее нет стен. Нелегко вновь подняться, если нет ничего, на что можно опереться и от чего оттолкнуться. Все более подрывая действенное влияние христианства и католичества, Запад отказывается от последних отсылок к несвойственной ему духовности; но в свойственных ему формах Запад не является духом и неспособен этот дух создать.
Итак, кажется неизбежным, что судьба доведет свое дело до конца. Мы уже говорили раньше: весьма вероятно, что, достигнув предпоследнего шага и стоя на пороге всемирного пришествия правды и власти последней из древних каст, человечество должно выполнить все, что еще осталось, чтобы дотронуться до дна Темной эпохи или Железного века, предсказанного в традиционных учениях, общие черты которого во многом соответствуют таковым современной цивилизации.